Минут двадцать сидят и записывают. Дюк и полковник стоят где стояли и молчат.

— Итак, господа, — возвращается к ним профессор Кляйне, — теперь следует поработать с четными кадрами. Ассистент, прошу. Как герр руководитель полагает, есть целесообразно упреждение неделя? Дальше двигаться по частоте в будущее пока невозможно ввиду несовершенства психики приемника.

— Достанет четырех дней.

— Если не ошибаюсь, как раз на Великопокров попадает, — говорит полковник.

Процедура повторяется. Новый допрос ассистента. Тот вял, слова приходится буквально вытаскивать из него. Между тем сообщенное им интригует.

На Площади Всех Святых, у входа в собор Великопокрова, убили какого-то генерала, в орденах. Топором. Очень много крови, и толпа большая. Крик стоял, наверное; жаль, что не слышно. Генерал корчился, а потом затих — еще бы, чуть не полчерепа снесли.

— А кто убитый, лицо запомнил? — спрашивает полковник.

Ассистент вяло приподнимается с койки:

— А вот он, — и указывает на дюка.

— Так, — произносит профессор Кляйне. — Я этого решительно не понимать: не успеть одного руководитель опустить в землю, и следом хоронить нового. Это не есть организация дела.

— Поздравляю, — ни к кому собственно не обращаясь, произносит полковник. — Там — провал с открытием, здесь — террористический акт, успешный. Послушайте, профессор, не может ли быть в ваших опытах ошибки?

— Совершенно исключаю.

В разговор вмешивается дюк:

— Позвольте и мне задать вопрос. Если мне будет неугодно четвертого дня появиться на Всесвятской, что тогда?

— Появитесь, смею вас заверить, — убежденно произносит профессор.

— Да как вам не быть там, когда на праздничном богослужении будет вся императорская семья? Молебен в честь чудесного избавления от ацтеков.

— Это мне не хуже вашего известно. И всё же… Скажите, профессор, как вы объясняете, что именно в сегодняшних опытах обнаружились сразу два сигнификатных факта? Мне кажется, подобные совпадения невозможны.

— Вы, герр руководитель, совершенно не знакомы с теорией вероятности. А это точная наука! Я развил в ней новую область — теория сгустков вероятности. Классическая вероятность всегда одна и та же величина, в то время как я установил, что на самом деле она в разное время разная. И совпадает с классической величиной только в среднем. Так! Поэтому-то, что вчера и год назад невероятно — сегодня слишком вероятно. А теперь — ассистент, прошу к лабораторному журналу. Точность — соль науки.

На журнал уходят те же двадцать минут. Полковник хмуро уставился на красный фонарь и молчит.

Пользуясь паузой, Глебуардус мысленно обращается к Марку Самохвалову. Застает того глубокой ночью — он спит. «Одно к одному». Глебуардус пробует тормошить спящего, воображая себя огромной рукой. Куда там. «Проснись, Марк, — мысленно гаркает дюк, — а то сейчас исчезнешь, как Григорий!» И — чудо, Марк продирает глаза, вскакивает с постели. «Уже и за мной?» — спрашивает он вслух.

— Это я, Марк. Едва добудил. У меня спешное дело.

Марк почти ничего не разберет. Но понимает, что к нему обращается дюк. Соображает — надо настраиваться. И он начинает настраиваться. И вот уже ясно и отчетливо, как в телефонную трубку, слышит Глебуардуса. Тот пытается о чем-то рассказать, но Марк останавливает.

— Постой, Глебуардус, я только что всё это прекрасно видел во сне. Теперь слушай, что скажу. Всё это ахинея. Никаких Т-лучей, никакого прибора. У нас это шарлатанство называется «торсионные поля», а алюминиевая призма — это вообще, как глядеть на солнце через кастрюлю. Если они называют это наукой, то потребуй повторения опыта — в науке опыты повторяют многократно, так положено, иначе это не наука, а сгусток их гребаной вероятности. А сам, когда этот придурок выключит свет, втихаря или заслонку закрой, или линзу вытащи. Тогда с ними станет всё ясно. А я опять спать — донаблюдаю.

Профессор Кляйне, довольный проделанной работой, собирается спровадить гостей восвояси. А дюк, согласно полученной инструкции, требует повторения опыта, добавляя, что «в науке важна воспроизводимость результата». Откуда взялись эти слова, Глебуардус и сам не ведает. Профессор смотрит на гостя, кажется, с уважением и кивает ассистенту на койку:

— Ассистент, прошу.

— Я хотел бы воспроизвести последний эпизод.

В темноте дюк без труда забирает линзу и, отсчитав тридцать секунд без двух, водворяет ее обратно и отступает назад.

— Ну-с, ассистент?

— Всё то же, герр профессор. В точности как тогда.

— Есть новые подробности? — спрашивает полковник.

— Никаких. Топор и кровь, — с трудом ворочая языком, расслабленно произносит ассистент. — Мне бы водочки, герр профессор, совсем расслабило.

Профессор берет мензурку и по делениям наливает спирту.

— Итого, сегодня минута тридцать. Вам полагается сто пятьдесят граммов. Примите. А вас, господа, я уже не задерживаю.

Дюк и Кэннон самостоятельно приставляют лестницу и карабкаются наверх. Уже на лестнице дюка заставляют обернуться слова ассистента:

— Убийца в чиновничьей шинели, как у асессоров. Лицо невзрачное, не запомнил.

Дюк и Кэннон шагают вдоль заводской узкоколейки. Полковник, не теряя присутствия духа, разбирает ситуацию:

— Итак, судя по всему, Измерители переходят в атаку: изобретение им известно, направление первого удара тоже — это вы. Но всё это, как говорится, бабушка надвое молвила. Изобретение может оказаться не тем, не эпохальным, дезинформацией. Кляйне, само собою, придется ликвидировать, лабораторию прикрыть. А что касается вас, ваше сиятельство, то вы не беспокойтесь. Наше ведомство примет все меры. Установим наблюдение, лиц в штатских шинелях будем задерживать и обыскивать, наши агенты службу знают. А что до вероятностей профессора, то есть ведь и иной способ проникновения в будущее. И этим занимается совсем другая группа людей, Кляйне об этом неизвестно. Этой группой руковожу я, ну а о нашем методе я вам докладывал в свое время. Мы умеем видеть сны, ваше сиятельство. А что до профессорских нонсенсов, касаемо сгустков э-э… вероятности, то это решительная чушь. Великий день для нашей борьбы! Никаких случайностей — всё предопределено! Всё дело в вас, дюк, в вашем личном присутствии. Я теперь вижу, что не ошибся в выборе руководителя. Вы — личность в высшей степени необычайная: ваши необычные сны, ваши странные приват-доценты. Но главное: все эти годы меня терзает один вопрос — как всё же вы, ваше сиятельство, добрались до верховного жреца ацтеков? Поверьте мне, жандарму, военному, сообщенная вами официальная версия не стоит и ломаного гроша.

Дюк вновь берет в руки свою карту. И долго глядит на тонкий пунктир тропы через перевал. Всего лишь узкая, местами непроходимая из-за осыпей тропка. Как пуповина, связующая мир таинственных умерших богов с обиталищем Смеющегося. И через эту ненадежную, рвущуюся пуповину старые боги отомстили своему могильщику. «Забавная у меня роль выходит».