Берендеев недавно был в Милане. Из окна отеля он (с раннего утра до позднего вечера) наблюдал неиссякающую очередь в местный банк. Стояли не только за обесценивающимися европейскими деньгами, но и за золотыми монетами, странными, цвета сиреневых сумерек южноафриканскими сапфирами.

На всякий случай писатель-фантаст Руслан Берендеев записал на дочерей авторские права на проекты, в которые вложил деньги, но у него не было уверенности, что те сумеют всласть попользоваться этими правами. Мир разрушался быстрее, нежели составлялись (и уж тем более приводились в исполнение) человеческие планы.

Крупнейший в Италии миланский завод медицинского оборудования приобрел лицензию на производство вентестера — прибора, который вот уже несколько месяцев серийно выпускала в России компания «Сетмед». С помощью этого прибора можно было провести мгновенный тест сексуального партнера на венерические — включая СПИД, а также весь спектр африкано-китайско-латиноамериканских орально-анально-вагинальных вирусов — заболевания.

Слово «Сет» олицетворялось в России с фамилией Рыбоконь, поэтому именно Нестору Рыбоконю выпала честь называться «русским Генри Фордом». В газетах писали, что именно с вентестера началось возрождение русской науки и русской промышленности. Генри Форд в начале века посадил Америку на автомобиль, Нестор Рыбоконь же в конце века вставил каждой русской бабе в вагину вентестер. Крайне необходимый в условиях развала системы здравоохранения и дороговизны лекарств прибор не нуждался в рекламе. Фирма «Microsoft» предложила контракт на разработку специальной компьютерной программы, которая бы немедленно считывала и обрабатывала информацию вентестера, выдавая на дисплей в течение минуты (то есть еще до начала полового акта) полный отчет о состоянии моче-половой системы участников планируемого акта. Люди из «Microsoft» обещали сумасшедшие деньги, но настаивали на том, что без специального компьютерного обеспечения вентестер на извращенный и пресыщенный американский рынок не запустить. Было решено провести переговоры в ближайшее время в Сан-Франциско.

Однако (это явилось полнейшей неожиданностью) сверхзасекреченная (ФАПСИ) статистика свидетельствовала, что по мере распространения вентестера в России катастрофически (если, конечно, это слово еще сохраняло свое значение) начала снижаться… рождаемость. То есть люди отказывались воспроизводить себя в условиях ясности, чистоты и элементарного уважения к партнеру.

Почему?

Что-то тут было не так.

Получалось, что разработать и внедрить ту или иную технологию в жизнь гораздо проще, нежели просчитать итоговый результат. Берендеев не знал, почему задумывается одно, а получается нечто… даже не столько противоположное, сколько непредсказуемое, иное. Неужели рождаемость несказанно увеличилась бы, если бы они запустили в серию прибор, автоматически заражающий мужчин и женщин венерическими заболеваниями? Между задуманным и получившимся скрывался целый (неправильный) мир. Но именно там (внутри неправильного мира) скрывалась истина.

Писатель-фантаст Руслан Берендеев не мог понять, почему ему было так грустно в Милане.

И почему еще большая грусть охватывает его при одной мысли о Сан-Франциско.

«Это старость, — думал он, — досрочная виртуальная старость. Если большинству людей на нее отводятся многие годы, мне… всего ничего…»

Вторым (не менее удачным и практически уже окупившим себя) проектом оказалась антирекламная приставка к телевизору. В последнее время объем рекламы на российских каналах составлял примерно две трети от времени всего вещания. В момент, когда, разорвав фильм или какую-нибудь передачу, появлялась реклама, антирекламная приставка мягко «гасила» экран, тем самым «экономя» раздражение зрителя, избавляя его от необходимости яростно переключать каналы.

Первые антирекламные приставки заполняли паузы во время «притушения» экрана тихой классической музыкой. Берендеев и Рыбоконь, собственно, собирались этим ограничиться, в их планы не входило «душить» ТВ. Не будет ТВ, кому нужны приставки? Однако и с таким, казалось бы, элементарным и абсолютно (функционально) «прозрачным» проектом начались неожиданности.

В России к началу ХХI века были ликвидированы практически все научно-исследовательские институты и конструкторские бюро. Но еще были живы некогда работавшие в них специалисты, занимающиеся нынче кто извозом, кто мелкой розничной торговлей, кто побирушничеством и грабежом. Антирекламная приставка (она стоила относительно недорого), как декабристы Герцена, «разбудила» этих людей, сообщила невероятный толчок народному инженерному творчеству.

Фирма, где серийно изготавливалась антирекламная приставка, оказалась буквально завалена, несмотря на дороговизну почтовых услуг, различными (с подробнейшими чертежами и схемами) проектами по ее совершенствованию. Мешки с конвертами, бандероли со склепанными в домашних, не иначе, условиях усовершенствованными вариантами приставки складировали в специально арендованном спортивном зале. Казалось, что некогда передовая в смысле перспективных технологий страна (когда-то она называлась СССР) вдруг вышла из технологического ступора, начала (хотя бы на кустарном уровне) что-то изобретать. Вот только непонятно было, почему именно такая специфическая вещь, как антирекламная телевизионная приставка, стронула с места лавину народного инженерного творчества. Населяющий Россию народ, по данным ООН, считался самым «телевизионным» народом в мире. Социологические опросы свидетельствовали, что стремление смотреть телевизор было у народа сильнее, нежели желание не только участвовать в выборах, но и… заниматься сексом. Тем удивительнее и необъяснимее оказалась какая-то библейская ненависть к ТВ, «заархивированная» (а уже частично и «разархивированная») в присылаемых с мест проектах. Не менее удивительным было и то, что многочисленные (со всех концов России) «Кулибины» совершенно не требовали вознаграждения за свои изобретения. Из этого можно было сделать вывод, что на втором месте у народа по любви-ненависти (или по ненависти-любви) после власти идет именно телевидение. Выходило, что сильнее всего народ стремится уничтожить именно то, что сильнее всего любит, в то время как то, что ненавидит, готов терпеть едва ли не вечно.

Первые поступившие проекты, впрочем, были вполне безобидны. Вместо (помимо) музыкального «гашения» экрана народные инженеры предлагали запускать в антирекламные паузы кое-какие сюжеты: допустим, картинки природы или мини-фильмы о животных — то есть, в сущности, речь шла о некоем альтернативном (подкожном) ТВ внутри ТВ.

Руководители телеканалов поначалу не обратили должного внимания на антирекламные приставки. Но быстро спохватились. На Рыбоконя с Берендеевым посыпались судебные иски. Несколько раз на предприятиях, где производились антирекламные приставки, устраивались диверсии, однако загнать выпущенного джинна в бутылку оказалось невозможно.

Уже был испытан разработанный на базе антирекламной приставки модемный «логический фильтр» — «Лофи-I». Этот фильтр был способен в соответствии с заявленными политическими симпатиями и антипатиями пользователя (для чего задействовалась уникальная самообучающаяся и саморазвивающаяся компьютерная программа, тоже, кстати, чисто российское «ноу-хау») убирать звук и изображение в сюжетах, явная или скрытая (фильтр был умнее корреспондентов и продюсеров) суть которых (пусть даже нейтрально «упакованная» в специфические ТВ-технологии) противоречила убеждениям этого самого пользователя. Заканчивалась работа над «Лофи-II», которому было по силам, не убирая с экрана звук и изображение, корректировать картинку (вплоть до замены одних «говорящих голов» другими) в соответствии с оплаченными посредством приобретения фильтра политическими (а в перспективе философскими, художественными, сексуальными и т. д.) предпочтениями пользователя. Это уже было не «подкожное» ТВ внутри «большого» ТВ, но само «большое» ТВ превращалось в «подкожное» ТВ внутри нового бесконечного самообучающегося ТВ-сознания. Так простейшая разработка — антирекламная приставка, призванная всего лишь защитить несчастного зрителя от засилия дикой, надоедливой рекламы, — определенно создала предпосылки настоящей революции для электронных СМИ, итоги которой (как, собственно, и будущее самих электронных СМИ) предсказать было невозможно.