– Под твоим началом? – сощурилась Лиша.

Джардир ощутил, как напряглись Ашан и землепашцы. Казалось, им двоим решать, зальет ли алая человеческая кровь черный ихор павших демонов.

Но Джардир этого не боялся. У него возникло чувство, что эта встреча давным-давно предрешена судьбой. Он беспомощно развел руки:

– Возможно, когда-нибудь, если пожелает Эверам.

Он снова поклонился.

Лиша улыбнулась краем рта:

– По крайней мере, ты честен. В таком случае хорошо, что до рассвета еще далеко. Не желаете выпить с нами чаю?

– Сочтем за честь, – ответил Джардир. – Можно ли моим воинам привязать лошадей и раскинуть на поляне шатры?

– В дальнем конце, – разрешила Лиша. – На этой стороне у нас еще много дел.

Джардир с любопытством посмотрел на нее, а потом заметил землепашцев, которые вышли на поле по окончании битвы. Эти северяне были мельче и слабее, чем воины с топорами. Они начали подбирать с земли что-то блестящее.

– Чем это они занимаются? – спросил он больше из желания вновь услышать ее голос. В действительности ему было не особенно интересно, что делают хаффиты-северяне.

Лиша посмотрела в сторону, наклонилась, подняла стеклянный графин с пробкой и протянула Джардиру. Это был изящный сосуд, прекрасный в своей простоте.

– Разбей его тупым концом копья, – предложила она.

Джардир нахмурился. К чему уничтожать такую красивую вещь? Может, у дикарей так принято скреплять дружбу? Он выхватил Копье Каджи и ударил в сосуд, но копье со звоном отлетело от графина, не оставив на стекле и царапины.

– Борода Эверама, – пробормотал Джардир и еще несколько раз попытался разбить графин, но безуспешно. – Невероятно!

– Меченое стекло. – Лиша подняла графин и поднесла ему.

– Королевский дар, – отметил Ашан на красийском. – По крайней мере, они вежливы.

Джардир кивнул.

– Наши народы могут многому научиться друг у друга, если мы будем хранить мир не только ночью, но и днем, – заметила Лиша.

– Я тоже так считаю. – Джардир посмотрел ей в глаза. – Предлагаю обсудить это среди прочего за чаем.

– Ты видел его корону? – спросила Лиша.

Рожер кивнул:

– И корону, и металлическое копье. Это о нем говорили Марик и Меченый.

– Ну разумеется, – отмахнулась Лиша. – Я о самой короне. На ней такие же метки, как у Меченого на лбу.

– Правда? – удивился Рожер.

Лиша кивнула и понизила голос, чтобы никто больше не слышал:

– По-моему, Арлен рассказал нам об этом человеке не все.

– Поверить не могу, что ты пригласила его на чай, – возмутилась Уонда.

– А надо было плюнуть ему в глаза?

– Или разрешить мне его пристрелить, – кивнула та. – Он истребил в Райзоне половину мужчин, а его люди изнасиловали в герцогстве всех расцветших женщин!

Уонда вдруг замерла, затем резко повернулась к Лише и пригнулась.

– Ты собираешься его опоить? – спросила она, сверкая глазами. – Взять их в плен?

– Ничего подобного, – отрезала Лиша. – Мы знаем о нем лишь по слухам и можем быть уверены только в одном – он и его люди помогли нам убить две сотни лесных демонов. Он наш гость, пока не докажет обратное.

– Не говоря уже о том, что захватить «Избавителя» – верный способ призвать в Лощину орды красийцев, – добавил Рожер.

– И это тоже, – согласилась Лиша. – Вели Смитту выгнать всех из пивной и созови городской совет. Пусть все своими глазами увидят этого демона пустыни и решат, насколько он страшен.

– Он совсем не такой, как я представлял, – заметил рачитель Джона.

– Очень учтивый, – согласился Гаред. – И насквозь фальшивый, как слуги во дворце герцога.

– Гаред, это называется «манеры», – усмехнулась Лиша. – Вам с лесорубами не мешало бы им поучиться.

– Он прав, – сказал Рожер. – Я ожидал увидеть чудовище, а не улыбчивого вельможу с намасленной бородкой.

– Я понимаю, о чем ты. Я тоже не ожидала, что он настолько красив.

Джона, Рожер и Гаред застыли на месте. Лиша прошла еще пару шагов, прежде чем поняла, что осталась одна. Она обернулась и увидела, что мужчины таращатся на нее. Даже на лице Уонды было написано удивление.

– В чем дело? – спросила Лиша.

– Мы просто сделаем вид, что ты этого не говорила, – произнес через мгновение Рожер и пошел дальше. Остальные последовали за ним. Лиша покачала головой и тоже тронулась с места.

– Эти землепашцы хуже, чем мы думали, – заметил Ашан, когда они возвращались к отряду. – Поверить не могу, что они слушаются женщину!

– Да, но какую! – воскликнул Джардир. – Могущественную, необычную и прекрасную, как заря.

– Она одевается как шлюха, – сплюнул Ашан. – Ты должен был убить ее только за то, что она посмела взглянуть тебе в глаза.

Джардир шикнул и отмахнулся:

– Убить дама’тинг – верная смерть.

– Прошу прощения, Шар’Дама Ка, но она не дама’тинг, – возразил Ашан. – Она дикарка. Все эти землепашцы – неверные, которые молятся ложному богу.

Джардир покачал головой:

– Они поклоняются Эвераму, сами того не зная. В Эведжахе всего два божественных закона: почитай одного Бога и танцуй алагай’шарак. В остальном племена вольны соблюдать свои обычаи. Возможно, эти землепашцы не так уж отличаются от нас. Не исключено, что нам просто неведомы их обычаи.

Ашан открыл было рот, но Джардир дал взглядом понять, что говорить больше не о чем. Ашан прикусил язык и поклонился.

– Разумеется, Шар’Дама Ка прав.

– Вели даль’шарумам разбить лагерь. Чай пойдут пить Хасик, Шанджат, Аббан и ты.

– Мы возьмем с собой хаффита? – нахмурился Ашан. – Он недостоин пить чай с мужчинами.

– Он говорит на их наречии более бегло, чем ты, мой друг, а Хасик и Шанджат и пары слов связать не могут. Вот почему я решил взять его с собой, – пояснил Джардир. – От него будет много пользы.

Когда прибыли красийцы, могло показаться, что у трактира Смитта собрался весь поселок. Лиша впустила только членов совета с супругами, но вкупе с оравой детей и внуков Смитта, которые накрывали на стол, жителей Лощины было во много раз больше, чем чужаков.

Толпа зловеще бурлила, пока Джардир шел к трактиру.

– Возвращайтесь в песок! – крикнул кто-то, и собравшиеся загудели в знак согласия.

Красийцы делали вид, что не слышат. Они шествовали через толпу, высоко подняв головы и ничего не боясь. Лишь один из них – толстяк в яркой одежде, опирающийся на трость, – опасливо поглядывал на жителей Лощины. Лиша стояла у двери, готовая вмешаться, если толпа перейдет от слов к делу.