— Ты станешь охотиться за мной?

— О да. Чтобы отомстить. Тебе следовало оставить меня в Англии. Бросить на произвол судьбы. Почему ты этого не сделала?

— Ты ведь все равно отправился бы за мной следом, — слабым голоском пролепетала она.

— Правильно. Но тогда я бы проявил милосердие. А теперь, когда я прикован к твоей постели, как какой–нибудь языческий любовник–раб, совершенно беспомощный и способный лишь на то, чтобы удовлетворять разнузданные прихоти вашего высочества…

— Меня не прельщают подобные забавы! — Проклиная в душе его дьявольскую способность читать ее мысли, Рене вскочила на ноги и принялась расхаживать взад и вперед по каюте. Щеки у девушки горели. Несколькими часами ранее она испытала какое–то извращенное удовольствие, когда раздевала его, бережно и медленно; она даже тихонько поцеловала и приласкала его. Слабая плоть предала ее. Она тянулась к нему всей душой, пусть и против своей воли. — А ты предпочел бы провести все время на палубе, прикованный цепями к мачте, под дождем и ветром? Я решила, что здесь, внизу, тебе будет удобнее.

— Ох, умоляю! У гарпии обнаружилось сердце! Не смеши меня. О, женщины! Вам имя — вероломство! — Он вздохнул. — Посмотри на меня, мартышка.

Рене неохотно подчинилась.

— Подойди ближе, — попросил Майкл.

— Не думаю, что это благоразумно. Ты выглядишь достаточно опасным даже с того места, где я стою сейчас.

— Взгляни, — он демонстративно потряс кандалами и зашипел от боли, — я совершенно беспомощен.

— Ха! — Она презрительно улыбнулась и подошла к нему, прекрасно сознавая, что лучше бы ей этого не делать. — Чего ты хочешь?

— Поскольку я — твой покорный зверь, а ты — мой верный страж, прошу тебя о двух вещах. Во–первых, я хочу, чтобы ты меня поцеловала, а во–вторых — рассказала мне всю правду.

— Какую правду? О чем? — с опаской поинтересовалась Рене.

— Я знаю, что ты — не шлюха. Тебе нравится мое общество. Мое тело доставляет тебе удовольствие. Там, в саду, ты могла приказать своим deletoris отрубить мне голову. Но ты предпочла этого не делать. Поэтому я спрашиваю еще раз: на чем они тебя поймали? Что у них есть такого, чему ты не можешь противиться? И что могу сделать я, чтобы устранить эту опасность? Я ведь вампир. — Он безжалостно улыбнулся. — Воспользуйся моими талантами. Позволь мне помочь тебе. И я освобожу тебя от той удавки, которую они накинули тебе на шею.

Рене стало неуютно. Поведать о том, как она играла его нежными чувствами к ней, чтобы освободить Рафаэля, означало бы положить конец всему, своими руками уничтожить ту слабую привязанность, которую Майкл еще питал к ней, и превратить его в смертельного — нет, бессмертного — врага. Зря она позволила ему прочесть письмо короля.

— Я уже говорила тебе. Герцогство моей матери–королевы.

Юноша окинул ее задумчивым взглядом, и вдруг черты его лица окаменели.

— Ты сделала это для него, для своего художника Рафаэля. «Триумф любви». Он попал в тюрьму?

О господи! Он видит ее насквозь.

— Не пытайся лгать мне, Рене. Я подслушал твои самые сокровенные мысли.

— Как тебе это удается? Раньше ты не мог этого делать!

— Потому что раньше ты меня не любила. А теперь любишь. И я не могу подчинить себе твой разум по той же самой причине. Я все еще люблю тебя. Но почему ты не возвращаешься к нему, скажи на милость?

Он все еще любит ее.

— Они казнят его, если я не привезу им серебряную шкатулку.

— Чума и мор на его голову! Да пусть он сгниет в тюрьме! Тогда его сразу объявят великим художником. Освободи меня, Рене! Смелей, не теряй времени! Мы еще будем счастливы вместе!

— Я не могу допустить, чтобы он умер в тюрьме из–за меня! — Девушка металась по тесной каюте, как тигрица в клетке. Ее бросало то в жар, то в холод.

— Вот, значит, в чем заключается неразрешимое противоречие! — гневно воскликнул Майкл. — В преисподнюю спуститься очень легко; а вот подняться наверх намного труднее. Ты думаешь, что до сих пор любишь его!

Это была правда. Она и вправду чувствовала, что до сих пор любит бедного Рафаэля. Впрочем, нет, она уже ни в чем не уверена…

— О, насколько коварны могут быть мужчины и насколько слепы их сердца… Я могу вырвать его из темницы…

— Я не прошу тебя об этом.

— …но не стану делать этого! — мстительно закончил Майкл, с вожделением глядя на серебряный кинжал, который девушка по–прежнему сжимала в руке. — Желание убить этого Микеланджело, по которому ты сохнешь до сих пор, возобладает над здравым смыслом. Если ты предпочтешь мне этого проклятого художника, лучше убей меня сразу. Ты не сможешь отпустить меня на все четыре стороны, Рене. Никогда не сможешь. А я не смогу жить в клетке, подобно дикому зверю. Поэтому я тебя умоляю — воспользуйся своим кинжальчиком и убей меня! — Он зарычал: — Или дай его мне!

Рене испуганно отпрянула, глядя на его загорелую шею. Чистая и гладкая кожа, ровные канаты мускулов, грудь, слегка поднимающаяся и опускающаяся в такт дыханию юноши. Жертва умоляла прекрасную охотницу покончить с ней одним ударом.

— Я не могу.

— Дай мне этот кинжал милосердия, Рене. Нанеси завершающий удар. Представь, что я — смертельно раненый рыцарь. Пощади меня, мышонок. Не дай им превратить меня в подопытное животное. Докажи, что ты добра и милосердна. Ведь ты не откажешь мне в такой малости? Рене! — Он рванулся к ней, загремев цепями. Он него исходил сухой жар, как от раскаленной печки. Глаза, в которых плескалось отчаяние, умоляли ее сжалиться над ним. — Поцелуй меня на прощание и вонзи кинжал мне в сердце.

— Нет, Майкл, я никогда не смогу убить тебя… — Девушка подняла руку, чтобы погладить его по щеке.

Но он с отвращением отпрянул.

— Давай–давай! Не стесняйся! Кувыркайся в постели со своим любовничком, в то время как я буду гореть в аду! Я еще буду висеть на серебряных цепях в сыром подземелье, когда твои правнуки и правнучки придут в этот мир!

Слезы ручьем хлынули из глаз девушки, она ослепла из–за них.

— Я освобожу тебя во Франции.

— Я приду за тобой! — В голосе юноши звучала мрачная решимость. — Никакие крепостные стены не спасут тебя, Рене де Валуа. Я утащу тебя на край света и устрою пир на твоей крови. Ты никогда больше не увидишь своего маляра. Ты станешь наложницей вампира, рабыней моей страсти и похоти, сосудом моих плотских наслаждений…

— Господи Иисусе, а ведь ты и впрямь намерен так поступить! — Девушка отшатнулась, но не устояла на ногах и упала на колени.

— Да, я сделаю так, как обещал. Можешь не сомневаться. Так что лучше покончим с этим здесь и сейчас. И поскорее! Говорю тебе, это будет акт милосердия. Избавь меня от страданий. Избавь мир от моих страданий. Пожалуйста!

— Нет! Я не могу! — Рене отшвырнула кинжал в угол каюты и попятилась от него, не вставая с колен. Тело ее сотрясала крупная дрожь. Что же она наделала?