7. Испытывая глубокую ответственность перед читателем, редакционная коллегия считала своим долгом строго придерживаться реальных фактов и поэтому, как бы вразрез с указанным в параграфе 5, была вынуждена время от времени включать в Энциклопедию статьи, освещающие субъективные взгляды писателя Аншела Вассермана. В других статьях внимательный читатель обнаружит следы бурных принципиальных споров, происходивших между редколлегией и Вассерманом. Сторонам далеко не всегда удавалось прийти к желанному компромиссу, и отголоски противоречивых мнений и убеждений оставили свой отпечаток даже на окончательном варианте текста Энциклопедии, поэтому не следует удивляться некоторым, как мы надеемся, незначительным, расхождениям в толковании описываемых событий. Понятно, что, добросовестно цитируя сомнительные высказывания Вассермана, редколлегия ни в коем случае не разделяет его точки зрения, хотя, по соображениям профессиональной корректности, не считает возможным настаивать на своей безусловной правоте. Вдумчивый читатель сам рассудит и составит собственное мнение в отношении затронутых вопросов.

И наконец, несколько личных замечаний:

Редколлегия сознает, что найдутся читатели, которые отвергнут саму идею создания подобной Энциклопедии. Мы прекрасно осведомлены о существовании в нашем окружении возмутительных необузданных нигилистов, этих ниспровергателей любого порядка, готовых вопреки очевидности и здравому смыслу отрицать все что угодно исключительно из одной только любви к отрицанию. Редакция поневоле вынуждена игнорировать мнение этих носителей чуждых ей взглядов и тенденций, постоянно одержимых бесом противоречия, ни в грош не ставящих чужих замыслов и не уважающих никаких ценностей.

Вот, к примеру, — я обязан рассказать вам об этой оскорбительной выходке, потому что она едва не свела меня с ума! Да, так вот: когда я впервые поделился с Аялой идеей составления Энциклопедии, что вы думаете она сделала? Она расхохоталась! Честное слово. Она разразилась гомерическим смехом. Да, просто поднялась на ноги, уставилась на меня и нагло смеялась мне в лицо. Разумеется, в первую минуту я смертельно обиделся, но потом сообразил, что тут происходит: Аяла продолжала смеяться, но уже не с искренним удовольствием и не для того, чтобы заставить меня отказаться от моей затеи, а с выражением какой-то неестественной сосредоточенности, возможно, даже испуга. Стояла и смеялась с каким-то вызовом, словно поклялась высмеять меня. Но смех ее становился все более странным. Надсадным и захлебывающимся. Он переливался, дробился, раскалывался, мельтешил перед глазами, как стайка веселых разноцветных птичек, как внезапное волнение на только что гладкой поверхности моря, как… А, что там!.. Я тотчас понял, что должен положить этому конец, оборвать эту натужную и нелепую демонстрацию протеста. Нет границы человеческим заблуждениям, но должен быть предел ребяческому самодурству и распущенности, поэтому я произнес твердо, по слогам, ледяным, не терпящим возражений тоном:

— Эн-цик-ло-пе-дия!

И тогда это произошло: Аяла умолкла. Одно мгновение в ее глазах еще трепетали искры презрения и возмущения, но и они тотчас потухли. Выражение надменной издевки сменилось удивлением. Она отступила назад и отвела взгляд в сторону. Она замерла и на моих глазах начала обугливаться, словно пораженная внезапным ударом молнии, покрываться серым налетом пепла, окончательно рассыпаться, будто истлевший от древности бумажный лист. Короче говоря, с ней приключилось то же самое, что и с несчастной тетей Ратицией, женой дяди Иеронимуса, которая совершенно непредвиденно обернулась холмиком остывающего невесомого мусора, безжизненно покоившегося возле красного почтового ящика на брусчатке площади Святой Троицы. От Аялы ничего не осталось. Победа редколлегии была несомненной и сокрушительной.

— любовь

см. статью секс

— онанизм, действие, направленное на достижение удовлетворения полового возбуждения путем самостоятельного раздражения половых органов.

1. Казик начал прибегать к этому способу достижения удовлетворения после прискорбного происшествия с Ханой Цитрин (см. статью Цитрин). Это произошло в шесть тридцать утра, когда Казик — согласно особому подсчету его возраста — достиг двадцати восьми с половиной лет. Уже до случая с госпожой Цитрин он «трогал себя там», как правильно определил Фрид, но затем в дополнение к наивному ребяческому любопытству в нем пробудилась лихорадочная настойчивость, присовокупились бурное вдохновение и отчаяние. Он онанировал без роздыха: члены команды «Сыны сердца» всеми силами пытались делать вид, что ничего не замечают, но это стало невозможным: из кончика его крохотного члена вырывались тонкие струи липкой влаги и взлетали ввысь, достигая невиданной высоты, дробились на капли в глубине темного небосвода и взрывались с тихим хлопком, подобным далекому выстрелу, вспыхивали, как петарды во время фейерверка, и сгущались в цветные образы забавных зверюшек и человечков, которые все до одного были слегка увечны и напоминали не вполне законченные наброски, но по-своему, в соответствии со своей зародышевой формой, полны жизни и красок. Они плыли в туманном пространстве, пошевеливая крошечными извивающимися хвостиками сперматозоидов. Бесконечный поток птичек и рыбок, малых детишек и глубоких стариков, вспыхивавших на единый миг и тотчас угасавших, поглощались тьмой без того, чтобы оставить по себе хоть какую-то память, кроме ощущения слабого безотчетного угнетения, которое тоже отступало и растворялось с их исчезновением. Некоторое время члены команды уверяли себя, что грезы Казика представляют перед ними иной прекрасный мир, более красочный и живой, чем тот, в котором они принуждены жить, но очень скоро почувствовали, до чего эти фантазии зависимы от убогости известной им действительности: нет, не сулили они ничего, никакого нового шанса. Не было в них любви, лишь жар страстной увлеченности, которая создала их, но и это угасало с минуты на минуту. Оставалось одно только навязчивое движение, бесконечное повторение мерзкой наскучившей мастурбации, вызывающей ощущение бессмысленной утраты, пустоты и безразличия, гнетущей неопределенности, ведущей в никуда. И Казик, разумеется, чувствовал это, но не мог прекратить. Он был подавлен и унижен.

2. Онанизм Едидии Мунина, превратившийся в своего рода священнодействие (см. статью Мунин, а также статью сердце, возрождение «Сынов сердца»).

— ответственность, признание необходимости исполнения своего долга.

В пылу спора между Вассерманом и Найгелем относительно того, следует ли расценивать действия Найгеля во вверенном ему лагере как преступления, немец заявил, что он лично не несет никакой персональной ответственности за происходящее, поскольку лишь исполняет приказы «большого механизма». Он подкрепил свои слова тем убедительным доводом, что «уничтожение евреев будет осуществляться здесь даже в том случае, если один человек, например я, решит прекратить участвовать в этом».