Вопреки опасениям Майкла единственным «официальным» посетителем стал Джимми. Молино явился поздно вечером какой-то отрешенный, с нездоровым румянцем на щеках. Неужели заболел? Джимми спросил про аккумуляторы так робко, словно напрочь про них забыл и теперь стеснялся спрашивать. Из-за жуткого запаха или по какой-то другой причине дальше чем на ярд от двери он не отошел и явно не заметил ни вскрытый разъем на панели управления — цветные проводки и блестящую схему увидел бы даже слепой Элтон, — ни паяльник, ни лупу на кронштейне.

— Элтон, я серьезно, если в сон клонит, хотя бы у пульта не сиди!

Элтон вздрогнул, автоматически вцепился в подлокотники и повернул к Майклу неподвижное слепое лицо.

— Прости, прости… — Он потер кулаками заспанные глаза. — Ты уже припаял схему?

— Сейчас займусь. Элтон, сколько можно повторять, ты же здесь не один! Тебе давно вымыться пора!

Слепой не ответил. В принципе Майкл и себя не назвал бы эталоном аккуратности, а Элтон всегда был таким — немытым, потным, «летящим». Элтон медленно потянулся к пульту, нащупал наушники, только почему-то не взял.

— Ты… как себя чувствуешь? — спросил Майкл.

— А?

— Просто вид у тебя… не слишком здоровый.

— Прожекторы горят?

— Уже целый час. Похоже, ты без задних ног спал!

Элтон облизал запекшиеся губы. Чума вампирья, что у него между зубами застряло?

— Да, пойду, наверное, прилягу… — Шаркая по грязному полу, Элтон побрел в подсобку. Через пару минут заскрипели пружины: он лег на грязный матрас.

«Хорошо, хоть не спит прямо у пульта!» — подумал Майкл и вернулся к работе. Он не ошибся насчет «паучка» в шее Приблудшей: передатчик соединялся со схемой памяти. Разве схемы бывают такими крохотными? Где порты? Зачем нужны два золотых штифтика, один из которых соединялся с передатчиком, другой — с закругленными усиками? Значит, либо усики служили антенной, а контролировала передатчик схема памяти, либо сенсорами являлись сами усики, а схема лишь фиксировала получаемые ими данные. Первый вариант казался маловероятным, но, чтобы убедиться, данные следовало считать, а для этого — припаять схему к плате памяти мэйнфрейма.

Рисковал Майкл отчаянно, ведь он фактически припаивал неизвестную схему к пульту управления. Система могла ее не распознать, а могла рухнуть и погасить прожекторы. Разумнее всего было дождаться утра, но Майкл не просто загорелся, а впился в проблему, как голодная белка в орех, и физически не выдержал бы ни минуты ожидания.

Перво-наперво Майкл собирался обесточить мэйнфрейм, другими словами, отключить контроллеры и подавать ток напрямую от аккумуляторов. Злоупотреблять этим не следовало: малейшие колебания силы тока могли отключить рубильник. То есть после отключения мэйнфрейма мешкать будет нельзя.

Майкл вздохнул поглубже и вызвал главное меню.

«Отключить систему?»

«Да», — кликнул Майкл.

Едва жесткий диск начал останавливаться, Майкл метнулся к рубильникам. Ни один не шевельнулся.

За работу! Майкл быстро отделил материнку, поместил под увеличительное стекло, взял в одну руку паяльник, в другую — кусок припоя. Секундное соприкосновение — над припоем заклубился дымок, и на открытый канал материнки упала капля.

Дело сделано!

Майкл подцепил схему пинцетом, аккуратно — только бы рука не дрогнула! — обмакнул оголенные контакты в раскаленную каплю, сосчитал до десяти, дожидаясь, пока припой застынет, и лишь тогда вздохнул с облегчением. Не теряя времени, он вернул материнку на место и запустил мэйнфрейм. Компьютер загружался добрую минуту и, слушая щелчки жесткого диска, Майкл Фишер молился неведомому богу: «Пожалуйста, ну, пожалуйста!» От страха он даже глаза закрыл!

Когда открыл, загрузка завершилась, и в правом нижнем углу монитора всплыло сообщение: «Подключен новый накопитель». Один клик по иконке — появилось окно, из которого следовало, что директорий на накопителе две, А и Б. Первая оказалась маленькой, лишь на два килобайта, а вот вторая…

Вторая была огромной и содержала два идентичных файла — оригинал и резервную копию. Размер поразил Майкла до глубины души: в таких файлах можно разместить всю информацию на свете! Тот, кто изготовил этот чип и подсадил девочке, явно принадлежал другому, совершенно незнакомому Майклу миру. Не разбудить ли Элтона? Интересно, что он скажет? Нет, не стоит, вон как заливисто храпит!

Майкл даже по иконке кликать боялся, но потом прикрыл глаза рукой и, подсматривая сквозь растопыренные пальцы, открыл файл.

33

На счастье Питера, у Больницы оставили только одного Охранника.

— Привет, Дейл! — крикнул Питер, решительно приблизившись к крыльцу.

Левин раздраженно вздохнул и повернулся к Питеру здоровым ухом. Арбалет он держал на плече, значит, силу применять не собирался.

— Ты прекрасно знаешь: впустить я тебя не могу.

Питер глянул в окно приемной: на столе горел фонарь.

— Сара там?

— Нет, недавно перекусить пошла.

Питер молчал, но всем видом показывал, что уходить не собирается. На лице Дейла отразилась нерешительность. Питер чувствовал, что тактика выжидания непременно сработает — и не просчитался: обреченно вздохнув, Левин отступил от двери.

— Чума вампирья… Ты, главное, не задерживайся!

Питер вошел в палату. Девочка лежала спиной к шторке, подтянув колени к груди. На шорох шагов она не отреагировала, и Питер решил: заснула. Он сел на краешек койки и подпер рукой подбородок. На шее девочки белела тонкая полоска: рана зажила почти полностью, а ведь Сара удалила передатчик всего несколько часов назад!

Словно в ответ на мысли Питера, девочка повернулась к нему лицом. В свете фонаря ее глаза казались огромными и влажными.

— Привет! — неожиданно хрипло сказал Питер. — Как себя чувствуешь?

Надо же, калачиком свернулась, зажала между коленями тонкие запястья… «Как будто совсем крошечной хочет стать, исчезнуть из виду», — подумал Питер, а вслух сказал:

— Вот пришел поблагодарить за то, что спасла меня от вирусоносителей… Спасибо!

«Не за что», — пожала плечами девочка.

Ну и разговор! Самым странным в нем было то, что странным он не казался. Питер даже голоса девочки не слышал, но острой потребности в этом не ощущал. Она прекрасно обходилась без слов, что не создавало ни малейших проблем, даже, наоборот, успокаивало.

— Ты, похоже, не из болтливых, — пошутил Питер, — но, может, хоть имя свое для начала скажешь?

«С какой радости?» — ответили темные глаза девочки. Ни слова, ни жеста она не добавила.

— Ладно, как хочешь, — кивнул Питер. — Тогда я просто посижу здесь.

Так и получилось: Питер молча сидел в полумраке палаты. Девочка будто не замечала его присутствия. Мало-помалу с ее лица сошло напряжение, а потом она и вовсе закрыла глаза.