материал прошёл сквозь русскую национальность, наш народ наложил на него печать своей местности, истории, быта, своего мировоззрения и национального духа и характера. Тут нарисовались и картины нашей природы, и черты всего народного нашего склада, со всеми симпатиями и антипатиями, потребностями, стремлениями и оригинальным юмором нашего народа. Но так как всё это вместе не что иное, как самобытно-русское развитие, долгими столетиями, тем общеарийских, то ничего нет удивительного, что многие из действующих здесь тем нередко сходятся с теми самыми темами, которые мы встречаем не только в подобных же произведениях бытовой поэзии европейских народов и в их великих эпических созданиях, но и в былинах, этих сколках с монгольско-тюркской обработки древнеарийских мотивов. Многое из того, что мы здесь находим, по частям найдётся и в наших песнях, загадках, заговорах, пословицах, и в таких же песнях, загадках, заговорах, пословицах германцев, скандинавов, кельтов, греков и т. д., и в их поэмах: иначе оно и быть не могло. Не новые какие-нибудь материалы употреблены всякий раз в дело. Коренные элементы везде как там, так и здесь все одни и те же: разница только в национальностях, во времени и в размерах развития первобытных, всюду одних и тех же элементов.

[Наконец, одним из самых убедительных и наглядных доказательств тому, какая огромная разница существует между поэтическими произведениями собственно русскими — и заимствованными, но покрытыми лёгким слоем внешнего национального колорита, может, и должно служить сравнение с нашими былинами, "Слова о полку Игореве". Если б былины на самом деле были созданиями во всех отношениях чисто национальными, то, без сомнения, имели бы огромнейшее и бросающееся в глаза сходство с этим глубоко русским народным созданием поэзии. Но такого сходства при сличении не открывается, и, напротив, поразительно бросаются в глаза бесчисленные точки самого коренного несходства, столько же в основном скелете, сколько и во всех отдельных подробностях. "Слово о полку Игореве" заключает в себе именно всё то, чего нет во всех наших былинах и отсутствие чего казалось нам столько странным и необъяснимым в этих героических песнях, будто бы от начала и до конца действительно русских. В "Слове о полку Игореве" мы встречаем уже не тусклые и идеально-бледные очерки народности, лиц и местности: напротив, здесь идеального и общего нет уже ровно ничего, мы везде чувствуем события, действительно реальные, исторические, мы везде встречаем образы живые, дышащие атмосферой древней Руси, везде имеем перед глазами картины действительной русской местности, русской обстановки, разнообразнейших предметов бытовых, наконец, эпический склад, не имеющий в себе уже ничего чужого, заимствованного и переносящий наше чувство и воображение в среду древнерусской жизни, понятий и воззрений. Поэма описывает уже не какого-то совершенно бесцветного, ничего не значащего, призрачного князя Владимира, занятого лишь пирами и охотой, пугающегося на каждом шагу всего, что ни случится, и всего менее помышляющего о своей земле и народе, — а князей, занятых действительным делом и жизнью, полных мысли и чувства, имеющих определённый характер и облик и совершающих действия, которые мы не можем не приписывать им. Эти князья при нашествии половецком не пугаются, а чувствуют гнев, негодование; они, эти буй-туры, кипят жаждой померяться с врагом и прогнать его; при этом они вспоминают "звон дедовской славы", помышляют об окружающей их междоусобице и крамоле. Жена одного из них, Ярославна, уже ничуть не похожа на совершенно фантастичных, идеальных и бесцветных женщин, встречающихся везде в былинах: нет, это женщина действительно древнерусская, составленная из мяса и костей, наполненная русским духом, дышащая русским понятием и чувством своего времени и потому запечатлевающаяся, как верная и яркая картина, неизгладимо в памяти, — наконец, способная сильно интересовать нас, в противоположность нисколько не интересным и сказочно-странным героиням былин. Читая описание "Слова о полку Игореве", мы точно так же видим перед собою древнерусские местности: равнины, луга, простирающиеся до рек, кусты и деревья, птиц и зверей древней южной Руси (а уже не львов и слонов былин), наши туманы и т. д. Обращаясь к бытовым подробностям, мы видим земледельчество жителей и заимствованные оттуда картины и уподобления; рать действительно русскую, во всём истинно русском убранстве её, со знамёнами, щитами, трубами, саблями, ожерельями и т. д.; корабли и струги; верование в природу и обращение к ней при всякой нужде, печали, важном душевном событии. Где было бы искать всего этого в былинах? Именно всей этой исторической правды и верности им решительно недостаёт, и в то же время, как они утратили многое из главного состава своих восточных первообразов, они, несмотря на многие красоты языка, утратили многое из той силы, красоты и образности, которые всегда отличают самостоятельное создание народного творчества, и никогда не в состоянии достигнуть тех высокопоэтических достоинств, которыми так ярко блещет "Слово о полку Игореве"] (Рукописная вставка в печатный оригинал, представленный в Академию Наук.)

XIV

Остаётся вопрос о времени и способе перехода восточных рассказов из Азии в Европу, из уст монголов и тюрков — в уста русского человека.

Это вопрос, на который теперь покуда нет ещё возможности отвечать удовлетворительно. Теперь есть налицо (и особенно в переводах на европейские языки) только лишь малая часть поэтических произведений — поэм и песен — восточных народов. Необходимо иметь их несравненно более для того, чтоб явственно и точно обозначились все переходные ступени, вся цепь их генетической последовательности из сердца Азии и до России, от времён отдалённейшей азиатской древности и до времени новорусской их формы. Перешли ли к нам восточные богатырские рассказы все разом, в одну эпоху, во времена нашествия на Россию монгольских и тюркских племён в XIII веке, или переходы эти были разновременны, постепенны и многочисленны, при посредстве давнишних торговых сношений древней Руси с разноплемёнными восточными народами (всё-таки преимущественно монгольского и тюркского племени), или же действовали и те и другие причины совокупно этого решить удовлетворительно покуда нельзя.

Но есть в былинах несколько очень характерных примет, на которые нельзя не обратить внимания.

Во всех наших былинах, записанных в какой бы губернии ни было, при встрече одного богатыря с другим, а также при приезде нового лица ко двору князя Владимира прежде всего обыкновенно спрашивают: "Ты коей земли, коей орды, коей сибирской украйны?" Богатыри, пускаясь на подвиги, всегда объявляют, что они идут воевать против