— Я не знаю, как он это сделает. Я даже не знаю, сможет ли он это сделать. Он Зрит Видения, а не я.

— Вот как? Но разве этого не достаточно?

Губы старика задрожали.

— Даже Зрящий Видения беззащитен против дротика, метко пущенного ему в спину, а ведь ему придется пойти прямо в середину их лагеря, чтобы Танцевать и Зреть Видения. И он возьмет с собой Волчью Котомку.

Танагер лишь молча глядела на него расширившимися от изумления глазами. Сердце глухо забилось у нее в груди. Пронзительный взор волка обжигал ее душу, как уголья, попавшие на голую кожу.

У нее в голове эхом зазвучали последние слова умирающей Белой Телки.

Видения сплетались и путались, связываясь все плотнее, пока не образовался тугой узел. Затем нити лопнули и стали сплетаться в новые образы. Засмеялся Голодный Бык. Ветка Шалфея ругала его за то, что он трогал охотничий дротик отца. Терпкая Вишня хлопнула себя по ноге и закричала, решив, что ее обидели. Улыбнулся Тяжкий Бобр; его плоское лицо делалось все шире, губы изогнулись в насмешке, презрении и вызове. Образ рассыпался и провалился в пустоту; Три Пальца мастерил наконечник, однообразными движениями постукивая по камню. Бросает-Скалы схватил его за руку. Крик ужаса замер у него в горле, когда каменный молот вознесся над его головой.

Танцующий-с-Огнем попытался вырваться из овладевшего им Видения. Он снова почувствовал, как Волчью Котомку вырывают из рук у Два Дыма, как жестоко мнут ее между сильных пальцев и швыряют прочь. Земля и вода раскололись, когда Котомка упала в траву.

Он лежал, оглушенный, и ощущал почву, траву вокруг… Спираль согнулась и задрожала. Гнев, неукротимый гнев наполнил мир; его волны разбегались кругами, как от камня в озере.

Зазвучал голос Волшебной Лосихи… она звала его вернуться. Его дочери заплакали в голос: им было страшно и одиноко. Откуда-то из-за окружавшего его тумана донесся шепот Белой Телки. Любовь корчилась в судорогах в его душе. Он всхлипнул, чувствуя, что любит слишком сильно. «Вернись ко мне, вернись ко мне… » Женский зов манил его, сладкий, как сотовый мед.

«Папа!» — плаксиво позвала дочь.

Он вскрикнул, расслышав в ее голосе тоску и одиночество.

— Отпусти меня, — умолял он, обращаясь к Видению. — Я нужен ей.

Огонь взметнулся ввысь, вокруг горел целый лес, деревья трескались от жара. Ветви корчились, желто-оранжевые языки пламени лизали небо, красноватый дым поднимался столбом к облакам…

— Бек Огня.

— Он слишком молод. Его дух мечется. Ты чувствуешь его смятение? Он не может высвободиться, чтобы достичь Единого. Как же ты надеешься, что он будет Танцевать с Огнем?

— Времени не осталось. Другого выбора у нас нет.

— Убей Тяжкого Бобра.

— Его новый путь не умрет вместе с ним. Его надо изменить. Люди могут измениться лишь посредством Силы Видения. Так устроены идеи. Их можно только менять одну на другую — но невозможно уничтожить до конца. Мы имеем дело с Силой человеческой души.

— Хватило бы ему сил.

— Вот именно, хватило бы ему сил. Мы дали ему все, что могли дать.

Танцующий-с-Огнем вновь испытал мучительное чувство падения — как тогда, когда он умирал в снегу. Туман окутал его, скрыв горящий лес; плотный туман, как в холодное зимнее утро…

Он ждал: облако вокруг него колыхалось волнами, которые складывались в новые образы. Он с напряжением пытался понять, что это такое: то лицо, то дерево… Наконец ему удалось разглядеть в дрожащем хаосе ласковое лицо жены. Он вскрикнул и потянулся к ней — но изменчивая пелена уже сложилась в младенческое лицо его младшей дочери…

— Иллюзия.

И лицо младенца исчезло.

Белая Телка радостно улыбалась ему из колышущихся волн.

— Иллюзия, — повторил голос. — Как и вся жизнь иллюзия. Как и земля, камни, вода, воздух… ведь на самом деле они — пустота, тонкая паутина иллюзии, скрывающая их истинную природу.

— Волшебная Лосиха! — позвал он; его душа рвалась на части, как перекрученная мокрая кожа.

— Ты должен разбить узор иллюзии.

Образы все возникали один за другим. Он пытался опознать их, но они исчезали в безумии тумана. Он напряженно вглядывался в дрожание хаоса, стараясь разглядеть хоть что-нибудь…

— Слишком молод, — произнес второй голос.

Танцующий-с-Огнем закрыл глаза и свернулся в позе зародыша, растерянный и недоумевающий. Он чувствовал, как кружится, колышется, меняется туман вокруг. Всего лишь туман… А реальность по-прежнему оставалась бесформенной и безвидной.

— Готово.

Его тело расслабилось. Открыв глаза, он увидел рядом с собой Волчью Котомку.

— Меня нужно окуривать, восстанавливать, Благословлять, исцелять, — сказала она. — Очисти меня. Обнови меня Два Дыма искусно сделает новый мешочек. То, что внутри, нужно очистить и исцелить. Времени у тебя немного. Восстанови Силу. Вдохни в меня свою душу. Волк много времени провел с тобой. Его жизнь — это моя жизнь. Ты — Первый Человек. Когда придет время, он отдаст тебе свою сущность. Ты — Танцующий-с-Огнем.

Послушай. Ты должен обновить Волчью Котомку. Вот что ты должен сделать… А Два Дыма тебе поможет.

Постепенно, образ за образом, перед ним стало разворачиваться Видение.

— Повреждения должны быть выправлены… так, как мы тебе показали Не ошибись. Верь в себя… в свою Силу.

Сердце Танцующего-с-Огнем продолжало сильно колотиться. Он видел один лишь кружащийся туман и пытался восстановить образы в памяти. Постепенно туман приблизился, обнял его тело, и он погрузился в глубокий сон… Иллюзия бесконечной чередой узоров баюкала его. До нею доносился страстный шепот Волшебной Лосихи, испуганные крики дочерей… А где-то за этим, дальше…

Два Дыма наслаждался теплом солнечных лучей, проникавших внутрь тела и согревавших кровь. Никто той ночью не смог выспаться — кроме Танцующего-с-Огнем, чей сон бдительно охранял волк, угрожающе скаливший зубы, как только кто нибудь приближался к спящему.

Этим утром, казалось, солнце светило еще ярче, чем обычно: над горами не было тумана. Каждая зазубрина Сероватого хребта была ясно различима; казалось, стоило лишь протянуть руку, чтобы к нему прикоснуться.

Два Дыма взглянул на Танцующего-с-Огнем: тот крепко спал. Как странно! Что за Сила наполнила его, когда он говорил голосом Волчьей Котомки? Что за Сила сокрушила Кровавого Медведя? При одном воспоминании об этом Два Дыма весь похолодел. Эту сцену он до смерти не забудет.

Танагер, беседовавшая со своими воинами, поднялась на скалу. Несколько молодых мужчин повернулись и побежали по лугу; солнце поблескивало на их отполированном оружии.

Молодая женщина села рядом и оглянулась на спящего: