Секретно

От 16 числа декабря я послал ордер мой к вашему превосходительству, уведомляя вас о высочайшем данном мне повелении, когда по открывающимся в Италии обстоятельствам не предвижу более надобности быть в сих местах с эскадрами, мне вверенными, возвратиться в Черное море к своим портам. Ныне получил вторично высочайший именной его императорского величества указ, забрав эскадры и войска, мне вверенные, со оными возвратиться в Черное море к своим портам.

Предписываю вашему превосходительству по получении сего, нимало не медля, с эскадрами, вам вверенными, возвратиться в Корфу, где, исправляя корабли починкою, вас ожидать буду. Пошлите повеление ваше в Сардинию в Кальяри к командующему поляки «Экспедицион» флота лейтенанту Македонскому, чтобы он, нимало не медля, непременно шел в Корфу к эскадре в соединение. Соблаговолите сие повеление содержать в глубоком секрете.

Господину лейтенанту Македонскому нет надобности объяснять об оном, а только велеть следовать в Корфу. Таковых повелениев пошлите к нему два или три дубликатных, дабы хотя одно дошло к нему верно; возвращаясь от Генуи, соблаговолите зайтить в Неаполь, взять там потребное число вам провианта и прочие надобности, как прежним повелением предписано.

Я с эскадрами в числе семи кораблей и одного фрегата 8 числа января прибыл в Корфу и начинаю исправление кораблей.

На случай же, ежели вы прежних повелениев моих не получали, сие посылаю дубликатно. Когда прибудете с кораблями в Неаполь, соблаговолите, ваше превосходительство, на оные забрать из обоза, оставленного от трех батальонов команды князя Волконского 3-го, все, что только можно поместить на корабли, также и служителей оных батальонов, ежели которые выздоровели от болезни. И тех, которые при обозе, забрать же и доставить в Корфу. А чего забрать не можно, дайте повеление фрегатским командирам, когда фрегаты оттоль пойдут в Корфу, начисто все достальное забрали бы с собою, не оставляя там морских и сухопутных наших служителей ни одного человека, и весь достальной обоз, и экипаж, и их без остатка.

ОРДЕР Ф. Ф. УШАКОВА ЛЕЙТЕНАНТУ Н. А. ТИЗЕНГАУЗЕНУ[91] ОБ УЧРЕЖДЕНИИ НА ОСТРОВЕ ЗАНТЕ КОМИССИИ ДЛЯ КОНТРОЛЯ ЗА РАСХОДОВАНИЕМ ОБЩЕСТВЕННЫХ СУММ

2 февраля 1800 г.

По неоднократно доходившим и ныне доходящим ко мне сильным жалобам Ионического сената на правительство острова Занте о невыполнении им многих сенатских повелениев и особливо о недаче по сие время аккуратного расчета в их денежных расходах с самого освобождения острова от французов, чрез что сенат не в состоянии иметь вкупе общую казну республики и располагать оную для общей пользы, аккуратную поверку островским издержкам удобнее можно учинить в самых островах людьми, преисполненными патриотизма, и сведения во учинении тех счетов. А потому и предписываю вашему высокоблагородию в бытность вашу на острове Занте учредить для помянутых счетов комиссию из людей, достоинствами и способностями к счетам отличных, дабы оные, сочиня как приход, так и расход островской с самого освобождения острова Занте россиянами от французов, и всех тех, ежели окажутся похитителями казенных денег, представить ко мне при рапорте вашем с нужным уличением их в похищении.

ПИСЬМО Ф. Ф. УШАКОВА В. С. ТОМАРЕ О НЕДРУЖЕЛЮБНЫХ АКТАХ ТУРЕЦКОГО ВОЕННО-МОРСКОГО КОМАНДОВАНИЯ

2 февраля 1800 г.,

корабль «Святой Павел», при Корфу

С крайним удивлением получил я письмо вашего превосходительства от 3(14) января, означающее претензию капитан-паши в рассуждении салютов равным числом. Требование его противно общественным правилам всего света, чтобы он отвечал меньшим числом военным нашим судам, нежели они салютуют, чего ни одна нация и никто не делают. И я всем турецким военным судам, каждому, кто салютует мне, отвечаю равным числом выстрелов, ни же мыслил когда не соответствовать законному положению. Чрез таковое неудовольствие принял он на себя низкость с обидою мне делать вздорные и неприличные поносные нарекания и принял в покровительство свое человека вздорного и несправедливого, каков есть Патрон-бей.

Я хранил всегда существующую дружбу между нациями, никогда не хотел писать о чрезвычайных худых поступках Пат-рон-бея, буйстве и подлостях; сколько много на него ко мне жалоб доходило обывательских, даже терпения не доставало; в столь подлые дела он вдавался, что сбунтовались служители флотские и не пошли дальше на действие. По всей справедливости он этому причиною, когда дела его на берегу чрезвычайно худы были, люди его били обывателей до смерти, даже на самой площади; обыватели доведены были до генерального даже возмущения, принуждены были защищаться. Один отец взрослого и хорошего мальчика, обливаясь слезами, привел ко мне на корабль и, упав к ногам, неотступно просил защиты и покровительства, что жить сему мальчику на берегу никак не можно от дерзостей и гонения Патрон-бея, даже в жизни его [он] был отчаян от его угроз за то, что ему в подлых намерениях его не повиновался, и чтобы я в защиту его сохранил у себя на корабле.

Не могучи я больше перетерпеть подобных худостей, объяснился обо всем оном Кадыр-бею и при нем на его корабле выговорил все это Патрон-бею, с тем чтобы он унялся и чтобы тотчас с берегу переехал на корабль. С того времени начал он делать возмущение между людьми, чтобы не шли больше в поход, и сам многократно отзывался, что он не пойдет. Но я усовестил всех их, что неприлично и худо ему будет за непослушность. Тогда же хотел на него писать, но все это примирено, и пошли все вместе в Мессину.

Когда я делал совет с Кадыр-беем и согласно положили мы иттить вместе в Палермо и в Неаполь, Патрон-бей и тут заупрямился, и прислано мне сказать, что он и некоторые капитаны не хотят иттить, чрез то и поход их отменяется. Я в другой раз приехал на корабль к Кадыр-бею и требовал позвать их в собрание. Еще сделал им объяснение, что я представлю на него именно и на капитанов Блистательной Порте Оттоманской. Тогда переменили они свой голос и начали говорить, что они идут, но служители не