3. Признать необходимым проведение автономии в соответствующих конкретным условиям формах для тех восточных национальностей, которые ещё не имеют автономных учреждений, в первую голову – для калмыков и бурят-монголов, поручив Наркомнацу немедленно составить проект декрета об автономии калмыков, а Наркоминделу – снестись с правительством дружественной Дальневосточной Республики по поводу проведения такой меры по отношению к бурят-монголам».94

Словом, автономию – калмыкам и бурятам, а горцам Северного Кавказа – землю, и немедленно. Всё бы ничего, если бы не одно «но». Когда Съезд народов Востока лишь начинал свою работу, 7 сентября в Дагестан и Чечню из прилегающих районов Грузии вторгся небольшой, всего в триста человек, отряд во главе с муфтием Н. Гоцинским, самозванным полковником К. Алихановым и внуком знаменитого Шамиля, офицером французской службы Сеид-беком. Воспользовавшись разгромом своего давнего и непримиримого противника, Добровольческой армии, они в который раз решили воссоздать Горскую Республику. Только теперь не как светское, а теократическое исламское государство.

К середине октября численность их «Шариатского войска горских народов», которым командовал ещё один самозванный полковник, М. Джафаров, достигла трёх тысяч человек. Они не только установили полный контроль над горной частью края, но и попытались захватывать города. Осадили старые крепости Хунзах, Гуниб, Ботлих, иные. Сведения о том вскоре достигли Москвы, где породили серьёзнейшие опасения – а не присоединятся ли к мятежу Грузия, Армения? Не возникнет ли угроза бакинским нефтяным промыслам?

Разобраться в истинном положении, принять все необходимые меры и должен был Сталин.95 Два дня он провёл в Ростове, выясняя отношение донского казачества к событиям. Десять дней – во Владикавказе, стратегическом центре края, и десять – в Баку. То есть объехал по периметру всю зону, охваченную новым всплеском Гражданской войны. Убедившись, что мятеж носит локальный характер, 13 ноября прибыл в Темир-Хан-Шуру (административный центр Дагестана), где его и застала телеграмма Ленина с перечнем вопросов, ответы на которые в Москве ожидали со вполне обоснованным беспокойством.

«Как идёт борьба с бандами? – вопрошал Ленин. – Правда ли, что в них свыше 20.000 штыков и сабель? Достаточны ли намеченные на Кавфронт подкрепления?». И, предполагая самое неблагоприятное развитие событий, продолжал: «Считаете ли возможным мирное улажение /так в тексте – Ю.Ж./ отношений с Грузией и Арменией, и на какой основе? Затем, ведутся ли вполне серьёзные работы по укреплению подходов к Баку?».96

Телеграмма Ленина ушла из Москвы 13 ноября, но ответил на неё Сталин (полностью проигнорировав вопросы о мятеже) только десять дней спустя. Тогда, когда ему стало окончательно ясным, что ликвидация авантюры Гоцинского лишь вопрос времени ближайшего, по его мнению, стране угрожала опасность иная: «Мы стоим перед большой войной на юге Кавказа, организуемой Антантой при посредстве Грузии и, может быть, при нейтрализации Турции, в лучшем случае, а в худшем – при союзе с Турцией против нас и, прежде всего, против большевистского Азербайджана».97

Такая оценка политической ситуации и заставила Сталина отказаться от того, что он предполагал сделать два года назад. Забыть о Северо-Кавказском областном объединении, уже появлявшемся как Северо-Кавказская Социалистическая Советская Республика. Создать в крае не одну, а две автономии. Дагестанскую – благо, географически несколько обособленную, да и населённую (не много, не мало) тридцатью шестью народами. И Горскую, призванную объединить чеченцев, ингушей, осетин, кабардинцев, балкарцев, карачаевцев.

Выступая 13 ноября в Темир-Хан-Шуре на срочно созванном и далеко не представительном съезде народов области, Сталин прежде всего объявил: «Дагестан должен быть автономным, он будет пользоваться внутренним самоуправлением, сохраняя братскую связь с народами России». Был предельно откровенным и не скрывал прямой связи между необходимостью подавить мятеж Гоцинского и намерениями руководства страны. «Если вы, – сказал Сталин, – прогоните Гоцинского, врага трудящихся Дагестана, тотем самым оправдаете доверие, которое оказывает высшая Советская власть, давая Дагестану автономию».

Зная Кавказ как никто другой из членов Политбюро, ЦК, Совнаркома, Сталин очень хорошо понимал, что ему необходимо уступить в самом главном. В признании того, что и составляло суть вековых обычаев горцев, выступивших под зелёным знаменем ислама. «Среди дагестанских народов, – продолжил он, – шариат имеет серьёзное значение. Враги Советской власти распространяют слухи, что Советская власть запрещает шариат. Я здесь, от имени Правительства Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, уполномочен заявить, что эти слухи неверны… Советское правительство считает шариат таким же правомочным, обычным правом, какое имеется и у других народов, населяющих Россию».

Но уступил Сталин только в этом. В том, что считал особенностями быта отсталых народов. Далее же не отошёл ни на шаг от своей программы, изложенной месяц назад в «Правде». Объяснил участникам съезда, что же представляет собой даваемая им автономия. Она «не предоставляет независимости» – во-первых. «Советское правительство имеет определённую цель выделить из среды местных работников честных и преданных людей, любящих свой народ, и вверить им все органы управления» – во-вторых. И, в-третьих, «необходимо создать побольше школ и органы управления на местных языках. Этим путём Советская власть надеется вытянуть народы Дагестана из той трясины темноты и невежества, куда их бросила старая Россия».98

И ни слова не сказал о переделе земли. Такой проблемы в области просто не существовало.

Через четыре дня Сталин снова выступил с важным заявлением. Теперь – во Владикавказе, на съезде народов Терской области, об автономии пока только задуманной Горской Республики. Ничем не схожей ни с той, что создал в конце 1917 года Чермоев, ни стой, которую вознамерился образовать Гоцинский.

Начал Сталин с того, что и составляло причину полуторавековых конфликтов. С необходимости ввести своеобразную сегрегацию. «Жизнь показала, – прямо заявил он, – что совместное жительство казаков и горцев в пределах единой автономной единицы привело к бесконечным смутам. Жизнь показала, что во избежание взаимных обид и кровопролитий необходимо отделить массы казаков от масс горцев. Жизнь показала, что для обеих сторон выгодно размежевание», и назвал ту межу: «Правительством решено выделить большинство казаков в особую губернию, а большую часть горцев – в Автономную Горскую Советскую Республику, с тем чтобы границей между ними служила река Терек».

Обосновал Сталин и решение о частичном переселении казаков. Напомнил им о недавнем мятеже на Сунженской линии, о более давнем – поддержке Бичерахова, Деникина, Врангеля. «И вот, – продолжил он своеобразный урок истории, – вследствие того, что некоторые группы казаков оказались вероломными, пришлось принять против них суровые меры, пришлось выселить провинившиеся станицы и заселить их чеченцами».

Но чтобы не создать ложное представление о том, что теперь казаки являются изгоями, пояснил: «Горцы поняли это так, что теперь можно терских казаков безнаказанно обижать, можно их грабить, отнимать скот, бесчестить женщин. Я заявляю, что если горцы думают так, они глубоко заблуждаются… Если казаки будут вести себя впредь как честные граждане России, я заявляю здесь перед всем съездом, что ни один волос не упадёт с головы казака».