Очень скоро Суворов сделал — и донес до подчиненных — важнейший для него вывод: повреждение души, отступление от установленных им высоких норм нравственности ведет к поражению. «Без добродетели нет ни славы, ни чести», нет самой победы. Даже слабый враг, поступающий благородно, имел шанс на успех, а непобедимые русские войска, утратив добродетель, могли быть позорно биты. Милосердие служило основой добродетели. Обезоруженного врага всегда необходимо было щадить, а в Польше — отпускать!

Достижением Александра Васильевича на этой войне стало создание системы тактической и дальней разведки, приносившей огромную пользу всю его жизнь. Он и его командиры «без подзорной трубы» могли видеть происходящее за горизонтом и предугадывать действия неприятеля. Суворов в уездном Люблине знал о тайных событиях во всей Польше, Литве и за их границами больше, чем командование русских войск в Варшаве. Теперь не только на поле боя, но и по всей южной Польше и в Литве Суворов предупреждал развертывание неприятеля, громя его с минимальными жертвами.

Именно в Польше полководец обнаружил, что все его действия на упреждение, все его блестящие виктории не приближают главный результат — мир. В 1771 г. Суворов сформулировал свое жизненное кредо, ставшее фундаментом его военной философии: «Мы здесь не к поражению мятежников, но для успокоения земли». Шаг за шагом он понял (и записал), что война продолжается, так как выгодна конфедератам, русскому командованию, австрийскому и иным дворам, а невыгодна только мирным полякам. «Всякое продолжение войны» бедственно для обывателей, которых армия должна защищать — это ее главная функция — и способствует укреплению сил войны. У Суворова появился новый враг, которого он взялся бить по тем же принципам, по которым сражал неприятеля в поле.

Прежде всего Александр Васильевич сосредоточился на мгновенном разгроме главных вооруженных сил неприятеля, то «вытаскивая» его на битву, то настигая нежданно, не в своей зоне ответственности. Затем — выявил источники его финансирования и постарался их перекрыть. И… столкнулся с жестким сопротивлением русского командования, а затем вторжением войск Австрии, которой конфедераты платили, а теперь не могли заплатить…

Ответив самому себе на вопрос, зачем существует армия, что и как должен делать командир, и чудом избежав суда, Суворов очутился на турецкой войне. И сразу доверил «разуму и искусству, храбрости и твердости» офицеров своего нового отряда принимать самостоятельные решения в рамках наступательной диспозиции. Первый же ночной поиск на Туртукай принес открытие — походная колонна, не успевшая в ночном бою развернуться в предписанные уставом линии или каре, оказалась прекрасным, все пробивающим и почти неуязвимым боевым строем. Осознав это, Александр Васильевич включил строй колонны (причем не сплошной, а более удачной прерывистой) в диспозицию второго поиска на Туртукай. С тех пор колонна стала одним из боевых построений его войск, мотивированно рекомендуемым для разных случаев наряду с линией и каре.

Новое открытие ждало его в сражении при Козлуджи. Спасая атакованный на лесной дороге авангард, Суворов разгромил противника, наступая на значительное расстояние строем каре, с артиллерией в строю пехоты и кавалерией, атакующей из второй линии и отходящей туда для отдыха. Битва на марше, не позволившая превосходящим турецким силам собраться и развернуться, принесла блестящую победу малой кровью. В терминах XX века можно сказать, что он изобрел глубокий танковый прорыв. Отныне каре, изобретенное для обороны, в приказах Суворова всегда было в движении вперед: отход назад и даже остановка для стрельбы, утвержденные уставом, были строжайше запрещены.

В следующей турецкой войне, при Фокшанах и Рымнике, Александр Васильевич довел этот метод до совершенства, заранее добавив в середину каре снайперов и усилив огонь пехоты, приказывая стрелять быстро, но не залпами, а прицельно, как он солдат обучал. В этот метод он посвятил и австрийские войска. Его крохотные на масштабной карте каре, вторые линии кавалерии и третьи из легкой конницы, пройдя по пересеченной местности десятки километров, огнем, штыками и саблями сокрушили по частям исполинские армии турок так, что те разбежались, потеряв очень мало солдат.

С лета 1774 г. Суворов открыл новый период своей биографии, выступая в роли миротворца в районах, охваченных восстанием Пугачева, на Кубани и в Крыму, везде действуя «без кровопролития». Доведя до совершенства тактику активной обороны в системе полевых укреплений, ударных отрядов и скрытых передовых пикетов, которую ни северокавказские разбойники, ни крупные силы турок прорвать не могли (и посему уходили без боя), он сформулировал новую задачу: «предпобеждения» неприятеля. По его диспозициям войска, при инициативе и взаимодействии командиров на местах, должны были не просто защитить мирных жителей от ужасов войны, но добиться того, чтобы под угрозой быстрого, неминуемого и полного разгрома враг не сделал враждебного движения.

Эта задача была выполнена. Сам Суворов, понимая, что мирные жители могут терпеть бедствия и от «законных», дружественных России властей, вывел из-под власти Крымского хана целые народы, греков и армян, добившись выделения им земель в Новороссии. Только по разбойникам на Северном Кавказе он нанес сокрушительный удар, понятным им способом внушив необходимость жить в мире с Россией.

В 1787 г. «предпобедить» войну с Османской империей было нельзя. Суворов, поддержанный Потемкиным, определил место главного удара турок, секретно подготовил к обороне Кинбурн и разгромил врага так, чтобы выбить его из войны. Однако русский флот уклонился от боя и неприятель не был полностью уничтожен. В начавшейся долгой и кровопролитной войне Александр Васильевич получил под свою команду небольшие войска только в 1789 г. Результат — разгром главных сил турок при Фокшанах и Рымнике.

Полководец понимал, что дружелюбный к нему Потемкин использует его в качестве спартанского царя Леонида, павшего в неравной битве с персами у Фермопил: для предприятий важных, но по соотношению сил самоубийственных. Однако изъявил готовность штурмом взять Измаил, «крепость без слабых мест», силами меньшими, чем численность гарнизона. Он был уверен, что его теоретические идеи верны, что правильно организованный стремительный штурм принесет намного меньше жертв, чем осада. Он предусмотрел все, изобрел множество новшеств — от приказа залечь под огнем до сверки часов и сигнальных ракет. Сам прекрасный фортификатор, Суворов смог в кратчайший срок обучить войска всему необходимому для успешного штурма и совершил то, что «неприятель почитал за невозможное».

Знания по фортификации Александр Васильевич применил на практике, блестяще организовав оборону Финляндии, а затем Крыма и Новороссии. В том и другом случае построенные им прекрасные укрепления появились на основе предварительно составленных планов обороны. Она требовала минимальных сил благодаря тому, что противника не следовало останавливать всюду и везде. Оборонялись лишь несколько стратегических пунктов, бесполезные для наступления врага места не прикрывались. Но противник всюду приходил, чтобы быть отрезанным и разбитым не разбросанными ударными силами. Минимум сил для победоносной обороны означал их максимум для наступления. Со Швецией теоретически, а с Турцией в связи с угрозой войны Суворов составил подробные планы наступления. Первый перевыполнил Багратион в 1809 г. броском на Стокгольм, второй не был до конца выполнен в 1878 г. вследствие многочисленности командующих, упущенного фактора времени (который Суворов полагал главным) и худшего взаимодействия армии и флота, чем требовал полководец.