Тем временем план демобилизации осуществлялся. К 31 января более 950 000 солдат и офицеров вернулись домой. Но в этот день Черчилль узнал, что в Кале произошел мятеж 5000 военнослужащих, которые были отправлены из Англии во Францию по старому плану. Теперь они требовали возвращения в Англию. Хейг, окружив лагерь бунтовщиков пулеметчиками и арестовав трех зачинщиков, сообщил Черчиллю, что их необходимо расстрелять.

Черчилль попробовал отговорить Хейга. «Если не произошло насилия с кровопролитием и гибелью людей, – телеграфировал он, – применение смертной казни не считаю оправданным». Черчилль пояснил, что общественное мнение поддержит смертную казнь, только «если преступление поставило жизнь других людей под угрозу».

В тот же день перед Черчиллем встала еще одна неотложная проблема: Генри Уилсон требовал принять решение по поводу войск, находящихся в России. 13 000 британских солдат на севере России и 1000 человек в Сибири оказались в изоляции и плохо экипированными. Уилсон хотел срочно направить им подкрепление. Британские части в Батуме подкрепление уже получили, но не было ни решения кабинета, ни даже указания Ллойд Джорджа, который в данный момент предлагал начать переговоры с большевиками.

Черчилль был против переговоров. В первую неделю своего пребывания на посту министра он направил телеграмму двум старшим британским офицерам, находящимся на севере России, генералу Мэйнарду и генералу Айронсайду. «Лучше подвергнуть риску несколько тысяч человек (хотя, если железная дорога будет в порядке, никакого риска не вижу), – писал он, – чем допустить провал сопротивления большевизму в Сибири. Что за мир у нас будет, если вся Европа и Азия от Варшавы до Владивостока окажется под властью Ленина?»

Ллойд Джордж склонялся скорее к миру, нежели к интервенции. Будучи в Париже, он заручился поддержкой Вудро Вильсона для приглашения большевиков на мирные переговоры на остров Хейбелиада в Мраморном море. Черчилль узнал об этом решении 23 января, когда приехал в Париж, рассчитывая заручиться поддержкой Ллойд Джорджа в отношении нового плана демобилизации. Утром он заявил премьер-министру: «Признать большевиков – все равно что легализовать содомию».

Теперь Черчилль нес полную ответственность за британские войска, направленные в Россию его предшественниками. Он хотел добиться четкого решения по этому вопросу. «Мне видится крайне необходимым, – написал он Ллойд Джорджу 27 января, – чтобы мы сформулировали и объявили нашу политику. «Немедленная эвакуация любой ценой» – это политика. Хотя и не самая правильная с исторической точки зрения. «Усилить и продолжать» – тоже политика, но, к несчастью, у нас нет возможностей ее реализовать. С сожалением должен признать, что нашим приказам могут не подчиниться».

Черчилль не питал иллюзий по поводу сложности ведения боевых действий в России, стоимости содержания там крупных военных подразделений и опасности распространения большевизма среди британских солдат. В том же письме Ллойд Джорджу 27 января он советовал прекратить прямое военное вмешательство и начать вывод всех британских войск. Войска из Мурманска и Архангельска он хотел вывести в июле, как только море очистится ото льда. Антибольшевистским силам в Сибири и на юге России Британия, по его мнению, должна объявить, что теперь им предстоит полагаться только на себя. «Мы желаем им успеха, но все, что можем предложить, – это наши добровольцы, политическая и материальная поддержка деньгами, оружием и продовольствием».

Черчилль предложил Ллойд Джорджу не направлять в Россию регулярные части и призывников. По вопросу поставок вооружения и продовольствия должна быть определена квота. Что же касается добровольцев, то правительство не может давать гарантий их количества. Если антибольшевистские силы потерпят поражение или капитулируют, Британия должна, разумеется, полностью абстрагироваться от того, что может произойти дальше.

Черчилль раздумывал о выводе британских войск из Омска. «Наша политика в Сибири слишком расплывчата, – писал он Генри Уилсону, – а наши перспективы слишком мрачны». 6 февраля, когда два его старших военных советника призвали отправить в Россию снаряжение и боеприпасы, он предупредил их: «Чрезвычайно важно понимать, что именно сами русские могут и собираются делать. Если они готовы вести войну, мы должны, на мой взгляд, поддержать их всеми доступными способами. Но без них наши действия ни к чему не приведут».

12 февраля на заседании кабинета Черчилль заявил, что большевики усиливаются день ото дня. Армия Деникина на юге России «в значительной степени развалилась». Лидер сопротивления большевикам на Дону генерал Краснов и правитель Сибири адмирал Колчак утратили мужество – «там повсюду царит уныние». Если Британия намерена выводить войска, это следует делать немедленно. Сам Черчилль считал, что вмешаться необходимо, но ждал решения кабинета министров и был готов его выполнить.

Ллойд Джордж заявил на заседании кабинета, что для эффективных действий в России потребуется полмиллиона человек. Кроме того, необходимо проконсультироваться с президентом Вильсоном, поскольку американские войска тоже находятся в Сибири и на севере России. Если президент решит объявить войну большевикам, сказал Черчилль на втором заседании кабинета 12 февраля, британские войска должны сыграть свою роль. «Но единственный шанс на успех, – утверждал он, – это действия самих русских армий. Если Британия не собирается поддерживать их, то гораздо правильнее устраниться сейчас же, смириться с последствиями и посоветовать им договариваться на максимально выгодных для себя условиях».

Британия, говорил он, пыталась помочь русским, но у него не было никаких иллюзий относительно перспектив на победу полумиллионной армии, противостоящей большевикам. Утром 14 февраля он отправился из Лондона в Париж как представитель кабинета министров, чтобы выяснить у президента Вильсона и Клемансо, какую политику в отношении России намерена выбрать Парижская мирная конференция. По дороге из Дьепа в Париж машина Черчилля и Генри Уилсона попала в аварию. Разбилось лобовое стекло. Они приехали в Париж в три часа дня, замерзшие и промокшие. Спустя четыре часа они уже присутствовали на так называемом Совете десяти, созванном Клемансо для выработки политики в отношении России.

Три дня Черчилль был там центральной фигурой. Хенки отметил: «Он открыл дискуссию с величайшей сдержанностью». Вудро Вильсон хотел, чтобы из России были выведены все иностранные войска, в том числе и американские. Черчилль предложил разрешить остаться добровольцам, а противникам большевиков в этом случае помочь боеприпасами, танками и аэропланами. Вильсон выразил сомнение. После этого он отправился домой, оставив в качестве своего представителя полковника Хауса. 15 февраля Черчилль заметил, что Совет десяти должен хотя бы рассмотреть возможные варианты и проблемы интервенции. Его поддержали министры иностранных дел Италии и Японии, но никакого решения принято не было. На следующий день Черчилль телеграфировал Ллойд Джорджу, что на следующем заседании совета он предложит создать комиссию для изучения возможности и выработки плана войны с большевиками.

Ллойд Джордж пришел в ярость. В ответной телеграмме он написал, что единственный план, о котором он думает, заключается в снабжении антибольшевистских сил снаряжением и боеприпасами, а дальше они должны сражаться своими силами. «Война против России, – предупредил он, – приведет лишь к укреплению большевизма. Если Британия ввяжется в дорогостоящую войну против огромного континента, который называется Россией, это приведет к банкротству и зарождению большевизма на наших островах». Ллойд Джордж отправил копию этой телеграммы полковнику Хаусу.