К новой порой перейти не хотят,

В них – отпечаток забытой отчизны,

Дней, что уже не вернутся назад.

С новыми силами, с новою властью,

В новых мирах или в новой стране —

Старое живо и чинит напасти

Тем, кто его хотел видеть в огне.

Старое слово и старое дело

Вновь воскресает. И новых личин

Много имеет оно. Нет удела

Хуже, чем в Вечности путаться с ним.

Старые корни у новых растений,

Старые ветви у новых дубов,

Стар этот мир. Но из новых мучений

Есть лишь одно в паутине веков —

Старое с новым смешать воедино,

Старую кровь среди новых костей;

Новым эмоциям, новым усильям —

Дать старый разум, лишенный страстей.

В вечном безмолвии вечно вращаясь,

Время спиралью порою свернув,

Тысячи Сфер в океане проклятий

Плавают, цели лишившись от мук.

В Вечности старое с новым едино,

В Вечности нет разногласий у них…

Только вот стоит ли лезть в паутину,

Тем повторяя судьбу дней былых?

Ново ли то, что действительно ново?

Мертво ли все, что исчезло давно?

Нет ли другой, не настолько суровой

Участи? Или же все решено?

Старый мудрец ищет новых ответов,

Новый мудрец ищет старый вопрос,

Старые истины – пыль, новых нету —

Есть только отзвуки старых угроз.

Старый разбойник под новым девизом

Снова орудует саблей своей;

Новый охотник за старым капризом

Вновь отправляет на гибель детей.

Демоны прежних веков воскресают

И с новой силой на битву идут;

Старых героев порой призывают,

Только они ли на зов наш придут?

Старые хитрости в новую жизнь

Входят, поверьте, без всяких проблем.

Старая здравица новой отчизне

Нас утешает. Да только зачем?

Старое нам не изжить, безусловно,

Но пусть уйдет то, что может уйти:

Дело не в том, что правдиво, что ложно;

Главное – мы, наша цель и пути.

Написанное от лица смертных и для смертных, это произведение не было их творением. Кого только не называли его автором… и всегда – ошибочно.

А Суд Равновесия все больше напоминал обычную перебранку, но в крупном масштабе. Те, кто понял суть проделанного чародеем трюка, потеряли дар речи от такой наглости; зато остальных очень интересовал вопрос, что намерен ответить Мефистофель на столь оригинальный выпад Адвоката.

Мефистофелю сейчас пришлось несладко. Он терпеть не мог стихов, а уж ответить в таком же стиле вообще был не в состоянии. Но отказаться от ответа значило признать свое поражение.

Поэтому Прокурор произнес что-то настолько туманное, что никто не понял смысла высказывания (включая его самого).

Нет ничего в безграничной Вселенной,

Что не подвластно было бы Времени:

Смертные, боги, легенды, сказанья

В Вечности станут лишь пылью и тленом…

И обрекают себя на изгнанье

Те, кто избавился все же от бремени.

Было немного их, Грань одолевших,

Скрытых под черным покровом Забвения —

Нет никого уж, кто знал их историю…

Только легенды тех дней нашумевших

Часто всплывают в моменты тяжелые

И открывают все омуты Времени.

В мерных, холодных словах нет сочувствия,

Нет духа веры в Благого Создателя —

Нет ничего, даже отзвука личности.

Но говорящий их не был бесчувственным,

Эти легенды – печать справедливости,

Что окупает всю боль ожидания.

Сила, могущество, власть – преходящи,

Но нету дела до этого смертным,

Ибо их жизнь еще быстротечнее,

И не узнать им всю боль, всю опасность

Сумрачных Стран, Преисподней и Вечности —

Мест, где и вечное выглядит тленным.

Восстановив таким образом свой престиж, Мефистофель уселся на место и стал ожидать приговора. Никто не сомневался в том, каким будет вердикт. Глубоко вздохнув, Инеррен внезапно осознал, что и это ему абсолютно безразлично…

Когда Необходимость утвердила приговор присяжных – изгнание на другую сторону бытия – чародей лишь кивнул. Он не пытался сопротивляться, когда пять высоких фигур в бесформенных серых одеяниях окружили его и увели из Дворца Правосудия на скрытую Поляну Свершений, где традиционно исполняются все приговоры…

– На колени! – прозвучал голос.

– Нет, – покачал головой Инеррен. – Делайте то, что должны делать. Я не стану сопротивляться.

Четверо извлекли из-под накидок длинные клинки, встали попарно и скрестили их, медленно подняв вверх, – таким образом, образовалось нечто наподобие коридора. Пятый же – тот, который говорил, – стоял напротив чародея, у дальнего конца коридора.

Мгновение – и он скрылся в сером тумане Небытия… Нет, не он. Это сам Инеррен уходил туда, где его давно ожидали все побежденные им враги. Осознав это, чародей произнес последнее заклинание – и почетный караул из пяти палачей вынужден был совершить этот Путь вместе с ним…

Во всяком случае, именно это было отражено на волшебном экране, стоявшем во Дворце Правосудия. Но было ли это так на самом деле?

Нет. Произошло вот что.

– На колени! – прозвучал голос.

– Нет, – покачал головой Инеррен. – Делайте то, что должны делать. Я не стану сопротивляться.

– Это правильно.

Говоривший внезапно откинул капюшон своего одеяния, одновременно прижимая палец к губам. Чародей едва удержался от изумленного восклицания. Даже его богатый опыт не помог бы предвидеть ТАКОГО исхода.

– Ты свободен, – прошептал Железный Гвардеец.

– А…

Еще трое открыли свои лица. Корвин, Озрик и Гарет.

– По-моему, мы квиты, – усмехнулся Изгнанник.

– И я тоже вернул свой долг, – сказал пятый, откидывая капюшон. Это был Роджер.

У Инеррена на миг закружилась голова, но он тотчас овладел собой. Теперь некоторые из более ранних намеков прояснились.

– А что Безымянные? – наконец спросил чародей.

– Я использовал спикарт, чтобы сделать для них соответствующее изображение, – усмехнулся Роджер. – Они не заподозрят ничего. Ты снят с крючка.

– Пора уходить, – тихо проговорил Гарет, прислушивавшийся к отдаленным звукам. – Роджер…