с тем же успехом могла бы пинать и каменную стену. Женщина подержала ее в воздухе еще немного, а затем без особых церемоний поставила на пол.

Жадно глотая воздух, Абуэла вцепилась в стол, чтобы не упасть. Черноволосая незнакомка невозмутимо наблюдала за корчами ведьмы, пока не сочла, что та способна слушать, и тогда заговорила:

— Больше никаких сделок этой ночью. Ты отрекаешься от власти над Руби и девочкой. И впредь и пальцем не тронешь ни одного майнаво.

— А… а иначе что? — прохрипела старуха.

— Иначе тебе нанесет визит моя сестра. По сравнению с ней я покажусь тебе воплощением нежности и доброты.

— А если меня начнут домогаться собаки?

— Тогда тебе придется пустить в ход защитные чары, — отмахнулась незнакомка. Затем обняла Руби за плечи: — Теперь ты готова идти?

Девушка покосилась на ведьму, все еще растиравшую горло.

— Она точно не навредит Сэди?

— Не думаю, — незнакомка полоснула взглядом по Абуэле. — Что скажешь, ведьма? Стоит жизнь какой-то белой глупышки твоей собственной? Еще я добавлю на чашу весов всех обитателей твоего баррио, которых ты якобы защищаешь.

Старуха затрясла головой, видимо соглашаясь.

— Вот видишь? — просияла черноволосая женщина. — Мирное решение проблемы.

С этими словами она двинулась к выходу, по-прежнему обнимая Руби. Не успели они дойти до двери, как девушка ощутила под ногами некое движение: они оказались в ином мире. Тут тоже была глубокая ночь. Руби, глубоко вдохнув чистый воздух, встряхнулась всем телом, словно пребывала в собачьем обличье.

— Как мне тебя отблагодарить? — спросила она.

Незнакомка улыбнулась:

— Прибереги благодарности для отшельника. И Сэди. Это они решили, чтобы я в качестве оплаты своего долга Стиву спасла тебя.

— Сэди причастна к этому? — удивилась Руби.

Улыбка на лице женщины стала еще шире:

— Порой хорошее мнение о ком-то пробуждает и в нем хорошее.

С этими словами незнакомка обернулась вороном и взмыла в воздух. Руби следила за стремительным полетом птицы, насколько хватало ее майнавовского зрения. А потом, тоже сменив облик, принялась кататься в пыли иного мира, пока полностью ею не покрылась. Снова встряхнувшись — что в теле собаки, понятное дело, делать гораздо удобнее, — Руби неторопливо потрусила к дому Эгги.

4. Стив

На потогонах я прежде никогда не бывал — просто считал неправильным принимать участие в духовной церемонии кикими. Однако на этот раз Морагу предупредил меня, что если я не явлюсь, это будет воспринято как проявление неуважения к Эгги. Мол, она устраивает вечеринку по случаю возвращения с того света, так что будь любезен заглянуть.

Поэтому-то в назначенный день мы с Калико спускаемся с горной тропинки — и обнаруживаем, что вокруг кострища выросла целая деревушка. Площадка вокруг колеса стихий мне никогда — даже пару недель назад, когда сюда с гор на противостояние с Консуэлой Марой спустилась орда майнаво — не казалась особенно просторной. Однако сейчас я вынужден пересмотреть свое мнение: места явно гораздо больше, чем запечатлелось в моей памяти. Возможно, фокус с пространством как-то связан с близостью иного мира, а может, площадка в нем и располагается. Я предпочитаю не расспрашивать.

Большая палатка, установленная с краю, служит раздевалкой. Потогонный вигвам из плотных одеял воздвигнут метрах в шести от кострища, где вовсю полыхает огонь — в нем нагреваются камни, которые мужчины с помощью вил переносят в вигвам. Другие таскают туда ведерки с водой.

Неподалеку женщины занимаются готовкой на большом переносном гриле под тентом, а поодаль, по большой окружности, центр которой находится где-то в колесе стихий, расхаживают юноши и девушки и размахивают курительными палочками. Воздух насыщен ароматами древесного дыма, полыни, кедра и лепешек.

Повсюду люди и собаки. И еще вороны. Эти расселись на красных скалах, на побегах карнегий и ветвях мескитовых деревьев и пустынной акации. Большинство людей я не раз встречал прежде — в резервации, в горах и в пустыне. Рувим, его племянник Джек и некоторые другие псовые братцы. Морагу, естественно. Как шаман он присутствует практически на каждой племенной сходке, начиная от церемониальных собраний и заканчивая скромными пикниками в горах. Томас и вся его семья. Пити Жожоба. В общем, сплошь знакомые лица. Незнакомые, полагаю, — это майнаво в человеческом облике. Впрочем, вполне допускаю, что подобное можно сказать о многих из собравшихся.

Наконец я обнаруживаю и Эгги. Она сидит в пластиковом кресле возле костра, рядышком на валуне пристроилась Лия. Мы с ней — единственные белые, явившиеся на потогон, но я, как ни странно, не ощущаю себя незваным гостем. А ведь неизменно опасался именно собственной неуместности на подобных сходках. Лия замечает нас, встает и поднимается по склону нам навстречу. На ее лице сияет открытая улыбка.

— А Эгги сомневалась, что вы придете, — говорит она. — Рада, что она ошиблась.

— Ойла, — отзывается Калико, обнимаясь с женщиной. — Все это больше похоже на вечеринку.

— А от вечеринки Калико никогда не откажется, — добавляю я.

Моя подруга смеется, и рука об руку мы следуем за Лией к Эгги. Старая художница улыбается нам.

— Ойла, Стив, Калико, — ее взгляд останавливается на мне. — Ну как, нашел все-таки свое место в мире?

— Пока не знаю. Но я все больше привыкаю ко всему этому, — я отпускаю руку Калико и неопределенным жестом обвожу сборище.

Честно говоря, я и сам не понимаю, что именно имею в виду — потогон, магию или еще что.

Эгги адресует мне еще одну улыбку, словно в отличие от меня понимает весь смысл моих слов. Затем протягивает мне обе руки:

— Не избегай общины, — произносит художница, когда я беру ее сухие морщинистые ладони в свои. — Одиночество превосходно укрепляет дух, а община укрепляет сердце. Человеку без своего племени не выжить, даже если он одиночка. Но я надеюсь, теперь-то ты понимаешь, что в нашем племени тебе всегда рады.

— Понимаю, — отвечаю я. — И спасибо вам.

Глаза художницы светятся неподдельной теплотой.

Тут к Эгги подходят засвидетельствовать почтение другие гости, а мы с Калико направляемся в толпу, где обмениваемся приветствиями с друзьями-приятелями, которых у нас изрядное количество.

За переносным столиком в компании Тетушек мы замечаем Морагу. Его руки и джинсы перепачканы мукой — он занят приготовлением лепешек.

— Ойла, Глаголящий Правду, Калико, — приветствует он нас.

— Я по-прежнему предпочитаю Пустая Голова, — отзывается моя подруга, вызывая дружный смех старушек.

Я кладу руку на сердце и устремляю на нее обиженный взгляд, а в ответ удостаиваюсь тычка локтем под ребра. Тетушки заходятся еще пуще.

— Собираешься участвовать в потогоне? — осведомляется Морагу.

— Не все сразу, — качаю я головой. — Как-никак, я все-таки здесь, своего ты добился.

— Дело тут не во мне и не в моей настойчивости, —