Последнее место успокоения Гуэро в Гвамучилито.

На его похороны пришел весь городок.

И Адан с Норой тоже. Во всем черном, они шагали в процессии позади усыпанного цветами катафалка. Оркестр мариачи играл печальные corridos, восхваляя усопшего, пока процессия двигалась от церкви, которую построил Гуэро, мимо клиники и футбольного поля, за которые он заплатил, к склепу, где покоились останки его жены и детей.

Люди, не стесняясь, плакали и, подбегая к открытому гробу, бросали цветы на тело Гуэро.

Лицо у него в смерти стало красивым, мирным, почти безмятежным. Его одели в дорогой темно-серый костюм со старомодным красным галстуком, а не в черный наряд наркоковбоя, какой он так любил при жизни, светлые волосы аккуратно зачесали назад.

Всюду были sicarios: и люди Адана, и veteranos Гуэро, но оружие из уважения к событию спрятано под рубашки и куртки. И хотя люди Адана привычно настороженно осматривались, никто всерьез не опасался: война закончена, Адан Баррера вышел победителем, и ведет он себя с достойными восхищения уважением и достоинством.

Это Нора предложила: пусть Адан позволит похоронить Гуэро в его родных местах вместе с семьей, а они должны присутствовать на похоронах, да так, чтобы все их заметили. Нора убедила Адана сделать крупные пожертвования местной церкви, школе и клинике. И Нора же уговорила его стать спонсором нового городского центра: пусть его назовут в честь покойного Гектора Мендеса Саласара Гуэро. Нора также посоветовала Адану выслать вперед доверенных лиц, чтоб те заверили sicarios Гуэро и копов, что война закончена, мстить за прошлые дела никто не собирается, наркооперации будут продолжаться как и прежде и все подручные Гуэро останутся на своих местах. И Адан шагал в похоронной процессии, как Лорд-завоеватель, но завоеватель с оливковой ветвью в руке.

Адан вошел в маленький мавзолей, опять же по настоянию Норы, преклонил колена перед фотографиями Пилар, Клаудии, Гуэрито, перед каждой зажег свечу и, наклонив голову, помолился.

Эта низкопробная слащавая сценка не прошла не замеченной людьми на улице. Смысл поняли все — они привыкли к смертям, убийствам и неожиданным и странным примирениям. Когда Адан вышел, они будто уже забыли, что именно он и уложил сюда всю семью.

Воспоминания об этом были похоронены вместе с Гуэро в могиле.

Все то же самое происходило и на похоронах Эль Верде и Гарсии Абрего; всюду, где они появлялись, Адан жертвовал школам, клиникам, игровым площадкам — в память об усопших. А скрытно встречался с союзниками погибших и предлагал им мир, амнистию, защиту и низкий налог, как в Бахе.

Распространился слух: вы можете поговорить с Аданом, а можете встретиться с Раулем. Мудрое большинство отправлялось на встречу с Аданом, а кучка тупиц устраивала собственные похороны.

Федерасьон утвердилась вновь, и patron ее стал Адан.

Воцарился мир, а с ним — процветание.

Новый президент Мексики вступил на пост первого декабря 1994 года. На другой же день два брокерских дома, контролируемые Федерасьон, стали скупать tesobonos — правительственные облигации. На следующей неделе наркокартели забрали свой капитал из Национального банка Мексики, вынудив нового президента девальвировать песо на 50 процентов. После чего Федерасьон обналичила свои tesobonos, обвалив мексиканскую экономику.

Feliz Navidad![141]

В качестве рождественских подарков Федерасьон скупала собственность, фирмы, недвижимость и pesos, складывала все под елку и выжидала.

У мексиканского правительства не было наличных, чтобы гарантировать tesobonos. He хватало ему пятидесяти миллиардов долларов. Капиталы улетали из страны стремительнее священников из борделя во время облавы.

Мексика находилась всего в нескольких шагах от объявления себя банкротом, когда подоспела американская конница с заемом в пятьдесят миллиардов долларов — подпереть мексиканскую экономику. У американского президента не было выбора: и ему и всем конгрессменам на Холме ежедневно лихорадочно названивали главные вкладчики Ситикорп — крупнейшего банковского холдинга США. Они выложили эти пятьдесят миллиардов, будто счет за ланч оплатили.

Новому мексиканскому президенту пришлось буквально умолять наркобаронов с их капиталами вернуться обратно в страну ради оживления экономики и выплаты займа. И теперь у наркобаронов было на миллиарды долларов больше, чем до кризиса песо, потому что в период падения pesos (до американской помощи Мексике) они скупали за доллары девальвированные pesos, курс которых опять вырос после того, как американцы предоставили стране крупный заем.

На самом деле Федерасьон купила страну, затем продала ее по более высокой цене, купила снова по низкой, после чего вложила в нее деньги и теперь наблюдала, как растут ее доходы.

Адан снисходительно принял приглашение Эль Президенте. Но цена, которую он назначил за возвращение наркодолларов в страну, была — «благоприятные условия для торговли».

Подразумевалось, что Эль Президенте может с пеной у рта разоряться о своих намерениях перешибить хребет наркокартелям, но лучше ему ничего в этом отношении не предпринимать. Пусть разглагольствует сколько угодно, но в путь по этой дорожке не отправляется, потому что один неверный шаг — и он никогда не вернется домой.

Американцы все понимали. Они передали Эль Президенте список важных персон из ИРП, Институционно-революционной партии, которым платила Федерасьон, и неожиданно трое из этого списка были назначены губернаторами штатов. А еще один стал министром транспорта. А следующий, тот, кто возглавлял список, был назначен настоящим королем наркотиков — главой Национального института по борьбе с наркотиками.

И наркобизнес закрутился по-прежнему.

Лучше, чем прежде, потому что среди прочего, на что Адан пустил свои баснословные прибыли от кризиса песо, были «Боинги-727».

За два года он купил двадцать три «боинга»: целый флот реактивных авиалайнеров, больше, чем их имелось в большинстве стран третьего мира. Адан под завязку загружал их кокаином в Кали, и они летели в гражданские аэропорты, на военные посадочные полосы и даже на шоссе, которые перекрывались и охранялись армией, пока самолет благополучно не разгрузится.

«Кокс» загружали в грузовики-рефрижераторы и перевозили на склады рядом с границей, где его фасовали в упаковки помельче и грузили на машины, творения гениев-новаторов. В Бахе образовалась целая индустрия: умельцы оборудовали машины скрытыми отделениями, тайниками. Они мастерили в машинах фальшивые крыши, дно и бамперы — полые внутри. Их заполняли наркотиками. Как и в любой другой индустрии, мастера специализировались в разных областях: одни придумывали, другие претворяли в жизнь, кто-то шлифовал, красил. Как только машины были готовы, их перегоняли за границу в США, на тайные базы, обычно в Сан-Диего или в Лос-Анджелес, потом распределяли по местам назначения: Сиэтл, Чикаго, Детройт, Кливленд, Филадельфия, Нью-арк, Нью-Йорк, Бостон.