Молотов явно чувствовал, что дело идет негладко, хотя Гитлер заявил, что «в целом требования России относительно будущего ее положения в мире будут приняты во внимание» (германская запись). Стремясь подсластить пилюлю, нарком добавил: «Что касается советско-японских отношений, то они, хотя и медленно, но улучшаются в последнее время, теперь они, очевидно, должны развиваться быстрее. В этом Германия оказывает СССР свое содействие, и он за это признателен германскому правительству. Нужно найти компромиссный выход из того положения, которое создалось между Китаем и Японией, причем выход, почетный для Китая . В этом отношении СССР и Германия могли бы сыграть важную роль. Все это нужно обсудить в дальнейшем, когда приедет в Москву Риббентроп» (кстати, слов о приезде рейхсминистра в Москву в германской записи нет).

Вечером в полпредстве состоялся торжественный прием. Гитлера не было. Были Риббентроп и Гиммлер. «Зная о прибытии Молотова в Берлин, английское командование собрало все наличные силы, чтобы ожесточенным налетом на столицу «третьего рейха» продемонстрировать, что у Британии есть еще порох в пороховницах. Потом Сталин шутя пожурит за это Черчилля: «Зачем вы бомбили моего Вячеслава?»».[558] Поэтому самые важные разговоры Молотову и Риббентропу пришлось вести в бомбоубежище резиденции рейхсминистра, что не очень вязалось с предложениями хозяина немедленно приступить к дележу «выморочного имущества» Британской империи. «Похвастаться нечем, – подытожил Молотов в итоговой телеграмме Сталину, – но, по крайней мере, выяснил теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться».

Однако заинтересованный собеседник все-таки нашелся. Поэтому беседа в бомбоубежище, продолжавшаяся с 21: 45 до полуночи этого злополучного дня, для нас особенно интересна.

Риббентроп: «сырые мысли»

При Гитлере Риббентроп только поддакивал, хотя собственные амбиции у него были. После пакта с Россией Гитлер в восторге назвал его «вторым Бисмарком». Польстил, но рейхсминистр, похоже, поверил.

Чужая душа – потемки: не заглянешь, особенно если человек давно в могиле. Я думаю, что Риббентроп искренне хотел превратить Тройственный пакт в «пакт четырех», сделав из этого триумф германской дипломатии: часть лавров, конечно, фюреру, но главные – ему. Заключение такого пакта было бы несомненным успехом для Рейха, а Гитлер не менее Риббентропа был чувствителен к успехам, пусть даже дипломатическим, а не военным. И рейхсминистр ринулся в бой, держа в кармане проект соглашения, с которым в этот вечер ознакомил Молотова.

В проведении внешней политики – по крайней мере, в общении с иностранными дипломатами и государственными деятелями – Риббентроп едва ли был самостоятельнее Молотова: один все время ссылался на фюрера, другой, более неопределенно и «демократично», на «правительство» или «товарищей», но суть дела от этого не менялась. Поэтому рейхсминистр начал разговор в бомбоубежище с дипломатичной ремарки, что «хотел бы сделать некоторые дополнения и уточнения к тому, что сказал фюрер». Кстати, в германской записи позиция Риббентропа выглядит более независимой: «Имперский Министр иностранных дел начал беседу с заявления, что он хочет воспользоваться случаем и дополнить, а также точнее сформулировать то, что уже было обсуждено ранее. Он хочет изложить господину Молотову свой взгляд на перспективы ведения в будущем Германией и Советским Союзом общей политики сотрудничества и перечислить те вопросы, которые в связи с этим уместно обсудить». О фюрере ни слова, но я почему-то верю, что не переводчик Павлов это придумал, а переводчик Хильгер пропустил…

Скромно претендуя лишь на уточнение и дополнение сказанного в прошлых беседах, рейхсминистр сразу же перешел к самому важному, о чем по-настоящему еще не говорилось, но из-за чего затевался весь сыр-бор. Риббентроп «хотел бы изложить «сырые мысли», как он их себе представляет, т.е. мысли, которые, может быть, в будущем могли бы быть реализованы. Эти мысли заключаются в сотрудничестве между государствами – участниками пакта трех и СССР. Риббентроп думает, что сначала надо найти путь, чтобы совместно в широких чертах установить сферы интересов четырех государств, а затем особо договориться о проблеме Турции . Проблемы разграничения сфер интересов касаются четырех государств, в то время как проблема Турции затрагивает только Германию, Италию и СССР . После того как Молотов переговорит со Сталиным и после того как Германия и СССР договорятся по этому комплексу вопросов, министр думает, что Германия и СССР вступят в контакт с Японией и Италией с целью выяснения возможностей приведения их интересов к одной формуле [Примечательное разночтение в германской записи: «Вслед за тем Имперский Министр иностранных дел вступит в переговоры с Италией и Японией, чтобы узнать, как вернее могут быть учтены их интересы при разграничении сфер влияния». Если верить этому варианту, Риббентроп предпочитал лично контролировать всю политику стран Тройственного пакта в отношении СССР, ставя залогом их сотрудничества предварительное достижение согласия между Берлином и Москвой.]… Если можно будет привести к одному знаменателю интересы этих стран, что Риббентроп считает не невозможным и выгодным для заинтересованных сторон, тогда можно было бы зафиксировать эти оба комплекса в доверительных документах между ними, если СССР разделяет взгляды Германии о воспрепятствовании расширению войны и стоит на точке зрения ее окончания… Я Риббентроп. – В.МУ представляю себе, что конечной целью… должно быть заключение соглашения между участниками пакта трех с одной стороны и СССР – с другой стороны о сотрудничестве четырех держав в этом смысле. Чтобы рассмотреть эти дела более конкретно, он набросал несколько пунктов, из которых, по его мнению, должно состоять это соглашение. Он хотел бы подчеркнуть, что в такой конкретной форме он, Риббентроп, не говорил ни с Японией, ни с Италией [Риббентроп слукавил, потому что идентичный план он уже излагал Чиано 4 ноября.]. Он думал, что эти мысли должны быть в первую очередь выяснены между СССР и Германией. Разумеется, в общих чертах он обсудил эти мысли с Японией и с Италией … Он просит переговорить со Сталиным о возможности такого соглашения. Следующим этапом должны быть переговоры с Италией и Японией. Все это будет иметь смысл тогда, когда будет достигнута ясность в этих вопросах».

Послевоенные мемуаристы, германские и иностранные, стремились перещеголять друг друга, изображая Риббентропа самовлюбленным идиотом, не имеющим ни представления о мировой политике (куда, дескать, «торговцу шампанским»), ни оригинальных идей, а только способным произносить бессодержательные, но напыщенные речи. Воля ваша, но, даже сравнивая две записи его беседы с Молотовым, я ничего подобного не вижу. Рейхсминистр здраво и дипломатично изложил свой подход к союзу стран, связанных общими геополитическими интересами.

Изучив все доступные материалы, автор этих строк уверен, что Риббентроп искренне хотел договориться с Москвой, потому что видел в этом наилучший геополитический и геостратегический вариант для Германии, а также возможность грандиозного триумфа для себя лично. Не стоит сбрасывать со счетов его честолюбие, не меньшее, чем у Черчилля! Именно поэтому, а не из излишней осторожности, он хотел сначала договориться с СССР и лишь потом привлекать к переговорам Италию и Японию. С Молотовым он еще мог поделиться лаврами – но не с Чиано, которого не любил, и не с Мацуока, которого просто не знал.