Машина остановилась возле ресторана «Белая ладья» у окраины города. Такое заведение трудно назвать рестораном, но на пути более крупной торговой точки не встречалось, и Дэнди притормозил у первой попавшейся.

В полуденную жару зал пустовал. Кучка официантов в штампованных пиджаках и бабочках устроилась за дальним столом. Окруженные табачной дымкой, они резались в карты.

Антону не очень–то хотелось заходить в зал, но Дэнди настоял на своем. Огромный здоровяк в сопровождении худощавого лохматика ворвались в зал, как матросы во дворец.

Дэнди направился к стойке бара, насторожив своим видом пухленькую, перемалеванную яркой косметикой буфетчицу.

— Дай–ка мне телефон, пончик! — рявкнул Дэнди, положив на стойку стодолларовую купюру. — Мне нужно дозвониться до Москвы. Я буду диктовать, а ты набирай. И хватит моргать, дура. Ты здесь таких денег за год не заработаешь.

Антон наблюдал за группой официантов, застывших в углу с картами в руках. Когда Дэнди закрывал рот, был слышен полет мухи у окна. На подмостках выступал один–единственный артист, но волей или неволей его наблюдали все присутствующие.

— Шевелись, газель раздутая. Время — деньги. Набирай междугородную. Ну?

Пухлые пальчики с ярко–красными ноготками принялись гонять телефонный диск. Спустя несколько минут им повезло, и они прорвались через перегруженную линию. Дэнди схватил трубку и принялся сотрясать воздух.

— Брось вилять хвостом, Джокер. Ты знаешь, кто пошел за мной следом, и ты знаешь, где мне ждать засаду. Колись. Я вернусь в Москву, когда вы обо мне забудете, и тогда я вспомню о тебе. Или ты мне друг, или враг.

Дэнди долго слушал ответ, затем бросил трубку.

— Поджали хвосты, засранцы! — Дэнди вынул из кармана еще одну стодолларовую купюру и, помахав ею в воздухе, сунул в нагрудный карман белого халатика буфетчицы. Женщина не могла произнести ни одного слова и боялась шевельнуться.

— Купи себе пончиков, булочка, а мне дай литр водки. Можешь налить по рюмке тем хмырям с картами. От халявы никто не отказывается. И скажи мне, где здесь ближайшая ночлежка с чистыми простынями?

— Гостиница «Звезда» на площади Ленина, а чуть дальше по шоссе гостиница «Маяк». Но дорогая.

— А мы на дешевок похожи?

Буфетчица вновь онемела.

Дэнди взял со стола две бутылки водки и рассовал их по карманам.

— «Маяк». Лады. Поплыли на огонь маяка, мой юный друг. Навстречу приключениям!

Гогоча на весь зал, здоровяк обнял приятеля, и они направились к выходу.

Перед гостиницей Дэнди притормозил, выскочил из машины и остановил прохожего. Щуплый мужичонка в спортивном трикотажном костюмчике с авоськой, из которой торчали пустые бутылки, не на шутку испугался. Дэнди отдал ему водку и тихонько постучал по плечу.

— Дерзай, мужик! Выпей во здравие рабов Божьих Антона и Дмитрия.

Мужичонка остался стоять с открытым ртом, а «фольксваген» помчался дальше.

Антон не удивился. Он решил, что на этом месте кончился первый акт. Вот только неясно чего — драмы, комедии, трагедии или фарса?

На четырехэтажном здании над козырьком тускнели побитые буквы: «Отель Маяк».

— В этом городе страдают манией величия. Один сарай назвали рестораном, другой амбар отелем. Но какое имеет значение, где подыхать?

Дэнди хлопнул Антона по плечу и припарковал машину у центрального входа.

— Оставим наживку здесь.

Фраза, на конце которой стояла жирная точка, не предвещала ничего хорошего.

9

Полковник посмотрел на Колесникова, как на таракана в тарелке с супом.

— У меня тут жена убитого была. Ну и сука! Она не хочет забирать труп из морга. Плевать ей на мужа. Сами хороните! Вот стерва! Взяла детей и уехала в деревню к матери. «Вы, — говорит, — его убили, вы и яму ему копайте, а у меня денег нет!» Гавкнула и ушла.

Колесников почесал свой мясистый нос и пожал плечами.

— Что тут поделаешь. Ее тоже понять можно. Бил он ее. Денег не давал. Я ведь уже говорил. На учете мужик состоял. Мозги не в порядке. С вывихом.

— Кому теперь дело до его мозгов? На «железке» убит мент, и это наша забота. Нам плюнули в морду! Наш мент, на нашей «железке». Что там думает прокуратура, мне плевать! Мы сами должны разобраться в собственном огороде и дать понять всем, что на «железке» мы хозяева, а не рвань поносная! Твой участок? Вот ты мне и сдашь убийцу с рук на руки. Понял? Не сдашь, отправишься нос морозить на перрон в ночные смены. Вот тогда вокзальные тебе все вспомнят. Долго не протянешь.

— Что же мне теперь, в Курск ехать? Я же не сыскарь. Этого сопляка там с поезда сняли.

— А говоришь, не сыскарь. За один день разобрался, что к чему. Торопись, а то отпустят. Тут уж был звонок сверху. Бабенка там концы отдала в поезде. Это дело решено закрыгь, и твоего бомжа выкинут на улицу. Езжай в Курск и без пацана не возвращайся. У нас он быстро заговорит.

— Но как я могу оформить командировку? На каком основании?

— Никак. Напишешь заявление на материальную помощь, я подпишу. На неделю тебе хватит, дорога бесплатная! Вперед. Шевелись, а то за брюхом уже носков не видишь.

Колесников покидал кабинет начальника озлобленным на весь белый свет. Большую часть жизни он отдал этой конторе, а его мордой об асфальт.

К трем часам дня он подъехал к Институту судебной медицины и встретился с патологоанатомом. Мужичок опытный, разговорчивый, без амбиций.

— Вот что я вам скажу, милейший. Милиционера убил человек маленького роста. Версия об ударе снизу, с бедра, отпадает. Удар похож на стрелу. Прямой. О силе удара рассуждать бессмысленно. Кортик — оружие острое, да и прошел он сквозь жировые складки между ребер. Оба раза его пырнули безграмотно. Раны не смертельные, умер он от потери крови. Порезали кишки, задели печень, короче говоря, ливер.

Колесников поблагодарил говоруна и уехал на вокзал. В отделении за начальника остался капитан Петров.

— Слушай меня, Гриша, — науськивал зама Колесников. — Ты особо тут не шустри. Мы все сейчас на мушке у прокуратуры. Дыши ровно, не суетись. И главное, будь в курсе дел, позванивай сыскарям. Я думаю, они пацанов в несколько дней накроют. Щенки по товарнякам скакать будут, а их там и поджидают. Думается мне, прикипела им Москва. Банда развалилась, а сами они кумекать не приучены.

Капитан кивал и молчал. У него на сей счет были свои соображения, но с начальством лучше не спорить. Но все же,