К полудню боль скрутила Тиса так, что порой даже дыхание его прерывалось. Он лежал на кровати и негромко выл. Казалось, боль решила отомстить ему за то, что он так долго умудрялся не встречаться с нею, с помощью Джора держал ее в отдалении. Пытаясь найти облегчение, Тис несколько раз снимал и вновь надевал браслет смотрителя, натягивал его на щиколотку, туда, где носил его долгое время в Дрохайте, но ничего не помогало. Он набрасывал на себе пелену и вываливался из-под нее, не в силах сдержать слезы. Он даже достал кисет с ключами и перебрал их один за другим – слово «боль» не упоминалось ни на одном, хотя что он мог прочитать, все плыло перед глазами. В какое-то мгновение он уже был готов причинить себе большую боль, чтобы избавиться от этой, но спас его кот. Брайдик, который весьма настороженно отнесся к тому, что вместо трех вечно хохочущих хозяек в его обиталище появился щуплый на вид, черноволосый и длинноносый незнакомый мальчишка, вдруг прыгнул со свободной кровати на ту, на которой лежал, прижав колени к груди, Тис, потерся головой о его плечо, а затем выпустил когти, поставил их на то, обо что только что терся, и стал урчать, массируя стиснутую болью плоть, покалывая ее кончиками коготков.

– Что ты делаешь? – через силу процедил сквозь стиснутые зубы Тис. – Мне нужно только привыкнуть. Опять привыкнуть. Такое уже было. Она опять превратится в звук, будет зудеть в ушах. Главное – перетерпеть. Не сделать непоправимого.

«Я знаю», словно пытался сказать кот, продолжая терзать плечо Тиса, и мальчишке вдруг показалось, что боль утихла. Нет, она никуда не делась, но между ним и нею появилось лохматое и добродушное существо. Тис поднял кота на руки и понес его в трапезную.

Обед, судя по всему уже закончился, но за одним из столов сидели, беседуя о чем-то, Гантанас, Тид, Скриб и Тайс. Хотя Тайс как обычно молчал, беспрерывно кивая, что можно было счесть старческим подергиванием. В окне кухни Хила наполняла жестяные бидоны едой, наверное, для оставшихся охранять пределы Приюта Окаянных черных егерей. На Тиса никто не обратил внимания, во всяком случае, ему так показалось. Однако уже через минуту возле окна, у которого он устроился, появилась Хила с подносом.

– Ты как? – спросила она, расставляя на столе блюда, среди которых оказалась и мисочка для Брайдика.

– Я в порядке, – попытался сказать Тис и внезапно понял, что почти потерял голос. Истратил его на бессмысленный вой и еще на что-то, пытаясь откупиться от невыносимой боли.

– Я в порядке, – повторил он с хрипом, но чуть громче. – Сколько черных егерей осталось в доме Тида? Не нужно помочь ему отнести им еду?

– Шесть человек, – улыбнулась Хила и погладила замурчавшего Брайдика, который решил потрудиться над миской прямо на столе. – И Тид справится. Ему Скин поможет, он сегодня с Крайсой на воротах. Но спасибо. Что собираешься делать?

– Я должен помогать Габу, – сказал Тис. – Пойду к нему в кузницу.

– Завтра, – положила Хила свою сухую, перетянутую жилами руку на руку Тиса, и он почувствовал, что боль, от которой его прикрывал кот, отступила еще на шаг.

– Завтра, – повторила с усилием Хила, и Тис увидел и бисер пота, выступивший у нее на висках, и посеревшую кожу на скулах, и морщины вокруг глаз. – Сегодня Габ занят, они с Уинером прикидывают, что нужно сделать к приходу в крепость нового потока.

– Сколько их будет? – спросил Тис.

– Точно сказать нельзя, – пошатнулась Хила, убрала руку с руки Тиса, выдохнула с облегчением, но посмотрела на него с тревогой. – Да и какая разница? Чем больше здесь будет детей, тем меньше вероятности, что кто-то из них погибнет вне этих стен. Или попадет в гадкие руки. Боли будет меньше в Ардане.

– На мизерную долю, – прошептал Тис.

Боль, отогнанная Хилой, застыла в отдалении, но готова была ринуться на Тиса в любую минуту.

– Хоть так, – вздохнула Хила и, прежде чем, пошатываясь, вернуться на кухню, добавила: – Не все можно излечить снадобьями. Порой облегчение смерти подобно.

Тис поел, поглядывая в узкое окно, за которым сияло солнце, и на зеленом лугу у дома Тида, паслись стреноженные лошади черных егерей. Лошадей почему-то было восемь. Наверное, Тид вывел на прогулку и своих коняг. Затем Тис увидел Тида и Скина, которые тащили бидоны с едой к дому, оглянулся и понял, что он остался в трапезной один, даже Хилы уже не оказалось в окне раздачи. Тис собрал пустые блюда, отнес их на кухню, нашел горячую воду в одном из котлов и перемыл все. Кот в это время терся у него под ногами. Тис поднял его на руки и отправился бродить по крепости.

Первым делом он спустился на самый нижний подгорный ярус. Удивился тому, что на табурете у выхода вновь тлел огонек масляной лампы. «Вот ведь, – подумал Тис, – кому-то не лень заправлять лампы и присматривать за ними. Сюда же никто не ходит?»

Он взял лампу в свободную руку, придерживая другой Брайдика, разлегшегося у него на плече, и медленно обошел огромную комнату по периметру. В ее идеальной законченности как будто скрывалась некая тайна, мнимая или действительная незавершенность. В ней даже не было вентиляционных отверстий, если, конечно, не считать таковым саму лестницу. Наверное именно поэтому в воздухе стоял запах масляной копоти. Стоило подумать, почему эту комнату в Стеблях называли Зеркальной, но думать сейчас Тис не мог, биение его собственного сердца гремело у него в ушах, и она даже не смог услышать того странного стона, который он слышал здесь же в первый раз.

Минут через десять, когда Брайдик начал недоуменно зевать на плече Тиса, тот поднялся ярусом выше. Так же, как и ярусом ниже, лестничный колодец узким коридором окружала всего одна комната, но она была поменьше Зеркальной, и в одной из ее стен в мерцающем свете четырех светильников три черных проема обозначали вход в лабиринт. Или три входа. Еще в тот день, когда его привели сюда девчонки, Тис почувствовал, что за этими тремя проходами скрывается нечто большее, чем просто лабиринт, но тогда не было времени для его исследования, сейчас же у него не было желания и сил. Желание имелось только одно – лечь и забыться.

Над проемами поблескивали выведенные краской цифры. Один, два, три. Раньше их не было, наверное, они появились после того, как несколько воспитанников едва не заблудились в запутанных проходах. Тис подошел поближе. Возле третьего входа висел моток веревки и пергамент. Сверху на нем было написано – «Подумай, прежде чем сделаешь шаг», а чуть ниже – «Возьми с собой лампу и пергамент, и мы будем знать, что ты в лабиринте. Не стесняйся отмечать, куда ты добрался. Лабиринт вымерен и перерисован до локтя. Кроме самих ходов в нем ничего нет». Тис пригляделся к плану лабиринта. Линии изгибались, заворачивались улитками, соединялись, упирались в тупики, но нигде не пересекали друг друга. Он приблизил лицо к простенку между первым и вторым входами и посмотрел сначала вправо, потом влево. Так и есть, слева от трех входов что-то было написано. Тис подошел и нащупал едва различимую руну, обозначающую число «Три». Если бы что-то похожее было справа, сейчас оно скрывалось под пергаментом. Тис поднял его от стены и тоже обнаружил надпись. «Девять», – с удивлением узнал он руну и даже улыбнулся, представив, как даст трем разбойницам очередную подсказку, которую не может понять сам, но тут же стер с лица улыбку. На мгновение ему показалось, что как раз это едва ли не самое опасное место в крепости.