После этого он долго молчал: писал. Он работал, как проклятый: шесть недель в больнице превратили его в перпетуум-мобиле. Он истерзал вопросами компаньона, который всю первую половину дня сидел со свежей порцией советов у художника (того самого, «Портрет первой жены»), а всю вторую тоже писал, и сам валился без сил без четверти четыре утра.

Покончив, наконец, покончив, наконец, со списком нежелательных пустых разговоров, которые обыкновенно предписывают приличия, Д.Э. читал:

«…подойдет игра в “верю-не верю”. Вы рассказываете друг другу пять фактов из своей жизни. Ваш собеседник должен угадать, какие из них – правда. Факты могут быть как невероятными, так и самыми обычными. Очень желательно то и другое произносить одинаковым, спокойным тоном, ничем не выдавая своих чувств…»

Компаньон спал, как убитый. Джейк схватил перо и быстро дописал:

«…Например, моя тетушка однажды сказала дядюшке, тогда еще своему поклоннику: “Я летала на воздушном шаре”. На что дядюшка ответил: “Ах! Верю!” и немедленно сделал ей предложение…»

После этого, совершенно успокоенный, он лег спать.

* * *

Мистер и миссис Маллоу узнали все.

И про бордель.

И про предсказания.

И про остальное тоже.

Особенно их расстроила история с мисс Буддл.

– Мармадьюк! – сурово говорила миссис Маллоу. – Ты обязан жениться на этой девушке!

– Мама, мамочка, нет! – умолял несчастный М.Р. – Честное слово, больше не буду!

Ничего не помогало. Недрогнувшей рукою мачеха повязывала ему атласный свадебный галстук. Как Дюк ни просил, ни уговаривал, ни обещал к Рождеству знать географию как свои пять, и чуть не греческий вдобавок – не помогало.

Тогда, обернувшись и увидев, как сурово кивает отец, Мармадьюк Маллоу жалобно закричал:

– Джейк! На помощь! Сделай хоть что-нибудь!

– Легко, – отозвался компаньон.

И чувствительно потряс его за плечо.

– Вставайте, сэр. Все это только сон. Вам просто приснился… ну, что там у тебя?

М.Р. сел в кровати. От августовской ночной духоты физия у него опухла, глаза превратились в щелочки, на щеке виднелся след от подушки.

– Женить хотели.

Он провел рукой по шее, посмотрел на руку: никакого галстука не было. Была рыжая лохматая гусеница. Она нахально шевелила пучками волос.

Но заснуть в эту ночь не удалось. То ли виновата была духота – жара грозила кончиться нешуточной грозой, то ли, в самом деле, нервы, а только стоило бедному М.Р. закрыть глаза, как он снова видел мачеху и снова должен был жениться на мисс Буддл.

– Ну, не хочу же я! – чуть не плача, отбивался М.Р. Маллоу.

– Надо – значит надо! – отвечал отец. – Я всегда тебе это говорил.

– Нельзя быть таким легкомысленным! – вторила мачеха.

– Ты же понимаешь, что это во сне? – сказал Джейк, утомившись будить компаньона. – Ну и скажи им: «да»! Да, мол, с удовольствием, давайте вашу лахудру сюда.

Но у М.Р. случилаось потрясение на нервной почве. Он боялся спать. Тем более, что две его новые знакомые тоже не вызвали бы одобрения родителей: с одной он прогуливался в парке Сент-Джеймс около полудня, пока в универсальном магазине не кончался обеденный перерыв, со второй – или обнимался на заднем ряду кинематографа вечером, или слушал пластинки в ее комнатке на Семнадцатой улице. Кроме того, была еще одна барышня, которую М.Р. Маллоу повел прогуляться по бульвару нечаянно, и которой у него не хватило духу сказать что-нибудь вроде: «К сожалению, завтра я очень занят. И послезавтра тоже. Боюсь также, что и в воскресенье у меня дела. Очень много дел».

«…особа, уделяющая излишнее внимание своему туалету, – писал Дюк вечером, – производит удручающее впечатление. Не смотрите поминутно в каждую витрину, проверяя, в порядке ли прическа и хорошо ли приколоты цветы на шляпке: одежда создана для вашего удобства, а никак не наоборот. Не рассказывайте поклоннику о косметических средствах, которые вы используете: не все вещи следует знать мужчине, даже, если он располагает к откровенности. Однажды я получила отчаянное письмо. “Я имею очень большой успех у джентльменов, – сообщала одна молодая дама, L., – но ни один из них до сих пор не сделал мне предложения. Они исчезают, не проходит и трех недель…»

Д.Э., ухитрившийся почти правдоподобно соврать про двадцать лет и ляпнуть правду о состоятельных родителях (умолчав, впрочем, о роде занятий отца) подруге той самой особы, от которой не посчастливилось спастись компаньону, пропускал встречу за встречей, громоздил оправдание на оправдание, и так беспощадно фальшивил, что в конце концов обрел свободу.

– Обозвали хамом! – радостно сообщил он компаньону, и, пока тот со скорбной миной застегивал воротничок, собираясь на свою каторгу, быстренько написал:

«…не спрашивайте, не надо ли вам похудеть, или, наоборот, набрать вес. Не справляйтесь больше одного раза, нравится ли поклоннику ваше платье или безделушка. Если бы его интересовали платья, он проводил бы время с журналом мод. Однажды я долгое время состояла в переписке с молодой особой по имени N., обладавшей весьма достойными формами, но…»

М.Р. пришел ближе к ночи, несчастный, измученный, и начал следующую главу:

«…Не старайтесь намеками узнать о его прошлых романах. Намеки очень легко понять, а интерес к вам ослабнет. Одна моя приятельница, О., призналась, что ее помолвка расстроилась после того, как она устроила безобразную сцену, допытываясь о его отношениях с некой особой…»

Наконец, наступил день, когда Джейк сказал:

– Старая сплетница.

И поставил последнюю точку.

– Надо же, как можно не любить женщин, – Дюк рассматривал рисунки, как раз сегодня полученные от художника.

Рисунки весьма наглядно демонстрировали перечисленные в брошюре недостатки и промахи.

– Как бы нас барышни не побили за такие художества.

– Мы не виноваты, – сказал Джейк. – Это все он. И вообще, сэр, вы зря боитесь: ни одна дамочка, глядя на такую карикатуру, не подумает на себя.

Прошел месяц. Двадцать седьмого сентября компаньоны привезли в экипаже два картонных ящика, оставив в типографии следующую рукопись.

С улицы пахло мокрыми после дождя пальмами и лошадиным навозом. Звенел вдалеке трамвай. В комнате компаньонов хлюпала кофейная машина Нейпера.