– Эка! – крякнул Беклемишев и указал на другую заглушку. – И что же, там тако же, там тоже пушка имеется?

Матусевич, улыбаясь, кивал. Да, мол, оружны мы безмерно, дорогой ты наш человек, и опасны дюже. Потому-то и надо с нами дружбу иметь. Дружба – штука полезная. Пусть даже и всего одна пушка на носу корабля да вторая на корме.

– А ещё можно железными листами пушкарей укрыть, дабы не поранило их от вражеского огня, – сказал вдруг Игорь, заставив воеводу задуматься. – Ну ладно, Василий Михайлович, мы в обратный путь пойдём, прощай. Прошу тебя только, передай всё в точности царю – все наши предложения записаны в грамотке. Ну а если цена наша малой покажется, давайте свою цену. Подумаем. А то, глядишь, и сможем помочь чем и тебе, воевода, ну и царю, вдруг, чем чёрт не шутит, мало ли.

– Прощевай, Игорь Олегович. Приложу я всё раденье своё, дабы царю донесть всю правду и слова ваши. К нашему общему удовольствию, – добавил Беклемишев и, пожав руку Игорю, пошёл в острог.

Байкал, п-ов Святой Нос, Баргузин. Июль 7145 (1637)

После путешествия вдоль живописнейших байкальских берегов руководство Ангарии прибыло в свой посёлок на восточном берегу озера. Вигарь, ведший бот, был спокоен – летний Байкал сюрпризов не преподносит. Летом на глади сибирского сокровища господствует штиль. Бывший святицкий помор со свояком уже обжился на берегах озера, ловил рыбу, понемногу бил нерпу, её мех шёл на зимнюю одежду, что в будущем шла бы в Московию, а тюлений жир, столь полезный для нормальной жизнедеятельности организма человека, забирали медики. Поморы исходили уже весь Байкал, попутно исправно выполняя роль перевозчиков между его берегами.

Баргузин представлял собой небольшое поселение – всего лишь несколько жилых домов и три помещения для обработки гуано и материала серных выходов. Потому-то и стоял в Баргузине специфический запах – мама, не горюй! Поэтому, после того, как инспекция Радека закончилась, все с облегчением переместились на облюбованную баргузинцами полянку для пикников, что находилась в получасе ходьбы от посёлка, в некоторой глубине полуострова. Пока готовили уголь для шашлыка, четверо власть имущих ангарцев разговорились в беседке.

– Ну, рассказывай, Николай, что у нас с нашим будущим? Как дела в целом обстоят? – спросил профессора Смирнов.

– Сразу скажу: дела у нас идут гораздо лучше, чем я предполагал. Дело в том, что бытовавшие опасения насчёт того, что, дескать, ум человека века семнадцатого и века двадцать первого различен – благополучно провалились. С чем вас и поздравляю! – несколько напыщенно начал Радек.

– Поясни, Николай, – попросил Соколов.

– Обучаемость крестьянских детей, детей наших нетерпеливых товарищей, рождённых местными женщинами, и детей от наших с вами бывших сограждан совершенно одинаковая! Разум человеческий одинаково хорош, надо лишь развивать заложенные в человеке способности.

– Это мы поняли, – улыбнулся Соколов, – а что по количественному показателю? Раз уж мы разобрались с качественным.

– Сейчас скажу, – Радек достал из своей сумки набитый вложенными листами бумаги потрёпанного вида ежедневник. – Имеется шестьдесят два ребёнка в возрасте от семи до десяти лет, которые обучаются или только начали обучение по физико-техническому направлению, ещё есть почти четыре десятка детей, которые не нашли у себя интереса к этому, каждому из них предстоит закончить обычную для нас с вами семилетку, чтобы быть грамотным человеком. А с остальными будем работать серьёзно. Николай Валерьевич, – обратился Радек к Сергиенко, который, слушая своего коллегу, наблюдал, как насаживают мясо на шампур.

– Да, Николай? – несколько рассеянно ответил профессор.

– Ты голоден, что ли? – рассмеялся Радек. – Будешь курировать Новоземельское училище, я курирую Белореченск. Наша задача – дать этим детям максимум знаний с тем, чтобы они в будущем смогли дать то же самое уже своему молодому поколению. Это очень серьёзно, Николай!

– Да, естественно, – твёрдо ответил Сергиенко, – я приложу все свои усилия.

– А что же, эти сорок-то, ленятся, что ли? – озабоченно спросил Радека Смирнов.

– Нет, лени нет совсем. В отличие от оставленных нами в Российской Федерации школ, где у детей множество различных интересов, помимо получения знаний, здесь ничего лишнего нет и единственная альтернатива учёбе – это работа. Здесь дети тянутся к знаниям, хотят узнать что-то новое. Каждый урок – это новое открытие, мне было приятно наблюдать за работой наших учителей. Малыши участвуют в процессе обучения, занятия построены в форме живого диалога, ярких примеров.

– Но с процессом взросления надо будет составлять новые программы? – спросил Сергиенко.

– Ну да, для этого я и тебя поднапряг, – улыбнулся Радек.

– Понятно. Да, кстати, можно поздравить друг друга с пенициллином? Не зря столько мышей наши биологи умучили! – рассмеялся Сергиенко.

– Да уж, Дарьюшка постаралась! Памятник ей можно отлить при жизни, – согласился Радек.

На завершающем этапе испытания препарата многочисленные впрыскивания пенициллина, производившиеся каждые три часа подопытным мышам, зараженным золотистым стафилококком, приносили им полное исцеление. Контрольные мыши, не получавшие пенициллина, умирали все до единой. Это была полная победа! И без того небольшая смертность в Ангарии теперь имела все шансы быть ещё незаметней.

Вскоре, после выражения бурной радости и утоления голода, разговор продолжился. Следующей темой был ушедший на Амур отряд Сазонова-Бекетова. Часть их людей ждали осенью с первыми вестями с берегов великой реки. Закрепляться на Амуре было необходимо, выход к океану для государства был важен не только с точки зрения возможностей торговли, но и для дальнейшей экспансии.

– Ну это ты хватанул! У нас народу и двух тысяч не наберётся, а ты уже метишь дальше. И куда? На Аляску? – с немалым удивлением посмотрел на Соколова полковник.

– Андрей, я жду вестей от Матусевича. Вполне возможно, что у нас появится канал для прохода людей к нам через Енисейск.

– Как это? А енисейцы будут не против? – изумился Сергиенко.

– В том-то и дело, что нет. Но для этого надо время и воля царя. А я ему предложил, кроме того, и Строгановский вариант. Мы получаем кусок Урала для его использования и продажи пушек Москве, но это довольно рискованное предприятие. Я думаю, и сам царь на него не пойдёт, мы же просто показали серьёзность наших намерений. Просили же англичане пошуровать в Приобье.

– Вячеслав, вы справились с новым затвором?

– Пробуем, пока мне не докладывали об удачном исполнении, видимо, ждут стопроцентного результата и готовый образец ружья. Иголки – это, конечно…

– Игольчатые винтовки – это кошмар был! Столько на них времени было потрачено, ресурса станков сколько! А на выходе – ну постреляли, а износ-то какой быстрый! В стволе шлак накапливается, иголки то и дело ломаются. Не дело, а баловство какое-то, – разошёлся вдруг Радек. – Хорошо, склепали их не так много.