— Ты же видел, Мериптах, сколько у меня скульпторов, и все они не сидят без работы. Изводят целые баржи драгоценного камня и бездну меди. За редким исключением ваяют они своих соплеменных истуканов. Тех, для кого не находится уже места в женском лесу, я приказал стаскивать сюда. За этим сикомором собрание божественных женщин. Этих ты узнаешь. Сидит с младенцем на коленях Изида, младенец — Гор. Рядом Сохмет — женщина-львица и Басет — кошачья богиня, в руке жезл-систр с головой Хатхор. А вот этих ты не узнаешь. Киририша — эламская богиня, рядом ещё несколько поменьше, это тоже Киририши, все они богини-матери. Дальше — хеттская Шавушка и две хурритские Шавушки, все они занимают среди богов то же положение, что вавилонская Иштар или урукская Инанна. Тут их целая толпа. Когда-то все они были правительницами богов у себя в городах, потом их потеснили боги мужчины. Произошла такая же перестановка, что и на земле. Кириришу подмял Хумпан, Иштар уступила Мардуку и так далее. Я не хочу забираться далее в эти дебри, ибо там нет жизни и скучно. А теперь поверни голову.

Мериптах посмотрел вдоль аллеи, составленной из стволов и статуй, уходящей куда-то в тёмные дебри.

— Теперь давай посмотрим то, ради чего, собственно, пришли. Вот он. Кто это?

Мериптах прошептал:

— Сет.

Злой бог, да ещё как бы внезапно выпрыгнувший из древесной тени, показался очень большим и страшным.

— Это древняя статуя из Таниса. Ей поклонялись в дельте ещё до нашего здесь появления. Тогда Сета звали Сутех. Один из четырёх сыновей Геба и Нут. Женатый, кстати, на своей же сестре Нефтиде. Его священное животное — свинья, вызывающая отвращение у прочих богов. Свинья грязна, как свинья, и частично отсюда народное представление о нечистоте гиксоса, поклоняющегося Сету. Хотя слепой дух народной молвы усматривает и другую нечистоту, не умея разглядеть, что это, наоборот, чистота и сияние. Ты не понял, но об этом позднее. Когда-то Сет был хорошим. По преданиям древнего царства, он спаситель Ра, от кого бы ты думал, от меня, от змея Апопа.

Царь веселился не улыбаясь.

— Теперь, вот эти. Знаешь, кто они?

— Нет.

— Это тоже Сеты, если так можно сказать. Впрочем, почему же нельзя, именно, что можно. Вон там сидонский Ваал, огромный, из розового, крошащегося туфа. Его имя можно перевести на египетский как «хозяин». Тот маленький, гранитный Сет из Васугани, его имя — Тешуб. Быки у правого и левого колена — это «утро» и «вечер». Хеттский Сет тоже носит имя Тешуб, он бог грозы. Тоже из гранита, только из чёрного. Кстати, у нашего Сета есть титульные наименования «бурный», «грозный». Что это означает? Повсюду, во всех известных ныне странах Сет-Ваал-Бал-Тешуб есть бог воинственный и могущественный. Он в той или иной степени известен всем кочевникам больших степей от дельты Нила до устья Евфрата. Нам нужен был некто, перед кем могли бы преклонить колена наши честные, простые воины. Большинство из них теперь происходят из племени шаззу, но полно и выходцев из других кочевых, конных народов. И Сет удовлетворяет всех. Он не бог Авариса, но бог армии Авариса. Ты меня понял? Души наших свирепых всадников чисты, и им нужна понятная, простая вера, без неё воинство разлагается. Так же как и безверие вредно для полков, вредно и высокое, истинное знание. Е1и один, даже высоко стоящий, конный начальник даже не подозревает, где сердце царства, которому он служит, и как оно устроено. Вместе с тем они служат честно и гибнут счастливыми.

Тут Апоп резко прервался, словно спохватившись:

— Ты хочешь у меня что-то спросить?

Мериптах потупился и спросил:

— Ты не веришь в Сета?

Апоп отрицательно и устало покачал огромной головой.

Мериптах спросил ещё более осторожно:

— И ни в каких других богов ты тоже не веришь?

— Ну, у тебя было сто возможностей в этом убедиться.

— Но, тогда...

— Ты хочешь сказать, что в кого-то всё равно надо верить? Кто-то же создал этот мир и хотя бы даже это самое царство, которым я управляю, да?

— Да.

Царь сел на постамент ближайшего Сета:

— Понимаешь, тут можно сказать одним словом, но я лучше расскажу тебе одну историю, легендарную, старинную, может быть, она поможет тебе понять, в чём здесь суть. История эта, на мой взгляд, слишком попахивает именно легендой, и источник её точно неизвестен, но она очень популярна среди моих «друзей» и «братьев», среди всех подлинных гиксосов. Когда-то ведь не было ни нас, ни нашего знания, ни нашего царства, а на месте Авариса стояла крохотная крепость. И началась эта история не в здешних землях, а в каких точно, неизвестно. Однажды один из степных вождей, может быть, из племени шаззу, а может, и из другого племени, подобрал в пустыне двух умирающих от жажды путников.

— Сказка о двух путниках?!

Царское лицо внезапно изменилось, углы огромного рта обвисли, тяжёлые веки приопустились, как два занавеса.

— Откуда ты слышал о ней?!

Мальчик, кажется, сам удивлённый, приложил руки к коленям, так что у него получился лёгкий полупоклон.

— Я не знаю.

— Её знают только сыны Авариса, простым египтянам она не интересна, потому и не может бродить среди них. Бакенсети тебе рассказал её?

— Нет.

— Мегила?

— Нет, мы не разговаривали с ним с глазу на глаз.

Апоп встал, отошёл от статуи на два шага, но только затем, чтобы снова вернуться и сесть.

— А может, у тебя просто вырвались эти слова? Расскажи мне её, я сам найду, в чём объяснение этого секрета. Только если ты меня не обманываешь.

— Нет. — Мериптах искренне помотал головой.

У Воталу были огромные глаза и огромная пещера вместо рта, переполнявшее его испуганное удивление не давало сомкнуть челюсти.

— Что у тебя случилось?

Хека только что вернулся из своего похода по женскому лесу, проведённого по секрету от синих надсмотрщиков. Поход этот окончательно его разочаровал, даже поверг в уныние. Несмотря на свои размеры, на то, что дальние края этого леса казались уходящими куда-то прямо в глубины природы, сливающимися с окружающим город диким растительным миром, ни одного местечка, подающего хоть малейшую надежду на удачное бегство, отыскать ему не удалось. Результаты того опьянённого путешествия окончательно подтвердились. Ограда леса непроницаема. Хека с самого начала догадывался, что дело обстоит именно так, но всё же в нём жила надежда, что где-нибудь он да отыщет дырку в стене или в кармане у какого-нибудь постового. Не может быть, чтобы в таком громадном хозяйстве не сыскалось хоть какого-нибудь беспорядка. Он уже вовсю трудился над новым веществом, с помощью которого надеялся подмыть, расшатать здешние твёрдые правила, хотя бы в одном маленьком углу процарапать щёлку, через которую можно было бы просочиться и однорукому. Но всё же обыкновенное бегство представлялось менее хлопотным, безопасным способом обрести свою несчастную свободу. И, выяснив, что у него нет выбора, Хека расстроился: