— Радж?

— Ката?

— Ты очень смешной в этом платье.

Раджал, лицо которого пряталось под чадрой, покраснел, но для того, чтобы съязвить в ответ, времени не было. Ширма с помощью хитро спрятанных веревок отодвинулась в сторону, и толпа тут же огласилась приветственным ревом. Ни разу в жизни Раджал не слышал более громкого звука. Сила его была подобна взрыву, и Раджал даже пошатнулся и покрепче вцепился в шлейф платья Каты, словно тонкая ткань могла помочь ему устоять на ногах. Но и сама Ката вдруг покачнулась, будто была готова упасть в обморок. Не слишком ли она была уверена в себе? Быть может, именно сейчас Ката осознала, какие опасности подстерегают ее, принявшую обличье Мерцающей Принцессы.

Но в следующее мгновение она сделала глубокий вдох и величавой поступью стала спускаться с лестницы. Какое чудесное зрелище она являла собой, когда ее рабыни несли за ней длинный шлейф! Как она сверкала и переливалась в роскошном серебристом платье! Толпа уже не ревела. Слышались вздохи и даже рыдания. Многие тысячи глаз неотрывно следили за девушкой-идолом.

И вот на помосте, щедро украшенном цветами, предводитель старцев занял свое место рядом с будущей невестой. Старец был в черных одеждах, его лицо было спрятано под страшноватого вида маской. Голову старца венчала корона с длинными зубцами, а из прорези в виде рта торчала блестящая труба. В то время как остальные старцы-жрецы продолжали песнопение, верховный жрец поднял руки, призывая толпу к тишине, и проговорил в трубу слова, означавшие, что пробил час искателям руки принцессы заявить о себе:

Все клятвы, что прежде были даны,

Отныне навеки отменены!

Музыка, громче играй, веселей!

Первый жених, выходи поскорей!

Трель, которую сыграл затем флейтист, гораздо больше напоминала крик боли. Звук флейты сменился бешеным звоном бубнов. На несколько мгновений зрелище замерло, но затем из толпы медленно вышел мужчина в одеждах цвета бронзы. Он взошел на помост, держа на вытянутых руках небольшую блестящую шкатулку такого же цвета, что и его одежды. Словно по волшебству, из середины помоста поднялся пьедестал. Мужчина в бронзовых одеждах почтительно преклонил колени перед той, кого считал принцессой Бела Доной, и водрузил на пьедестал шкатулку.

Музыка утихла.

— Хм-хм, — ерзая на подушке, выдавил калиф. — Пока Мерцалочка держится неплохо, не правда ли?

— Воистину, Оман, она играет свою роль великолепно.

Дар преподнес первый из женихов!

Кто состязаться с ним в этом готов?

Музыка, громче играй, веселей!

Ну же, второй, выходи поскорей!

На помост по мостику, спускавшемуся от галереи, взошел второй мужчина. На нем были серебристые одежды. Какое-то мгновение казалось, будто он шагает по воздуху, словно сказочный гость из иных миров. Мужчина в серебряных одеждах водрузил свою шкатулку на второй пьедестал.

Калиф нервно посасывал изогнутую трубку, набитую джарвелом.

— Знаешь, Хасем, пожалуй, мне вправду понадобится то развлечение, которое ты для меня приготовил.

— Развлечение, Оман?

— Ну, этот ваган.

— Ах да, конечно, — сдержанно отозвался Хасем и после паузы добавил: — А девицы, сопровождающие твою дочь, совсем недурно смотрятся, правда?

— Право же, Хасем, прекрати свои попытки отвлечь меня!

Вот уж двое готовы жену себе взять,

Но принцесса должна из троих выбирать,

Чтобы Деа лишился невесты своей.

Где ты, третий жених, выходи поскорей!

Когда появился шейх, разряженный в золотые одежды, толпа снова взревела — словно этот пустынный кочевник, разбойник был не захватчиком Куатани, а его великим освободителем. На вытянутых руках Рашида лежала золотая шкатулка.

— Нет, это возмутительно! Чему они радуются, эти глупцы? — заливаясь слезами и кашляя, вымолвил калиф. — Хасем, разве меня они когда-нибудь вот так приветствовали?

Визирь опустил руку на плечо своего друга.

— Не переживай, Оман, его слава будет короткой. По правде говоря, я сильно сомневаюсь, что она продержится до вечера.

Калиф, лицо которого пряталось под золотой маской, медленно повернул голову.

— Хасем, ты знаешь что-то такое, чего не знаю я?

В трех шкатулках сокрыта невесты судьба.

Пусть же выбор свершит поскорее она!

Громче, музыка, выбор невесты воспой!

Бела Дона, принцесса, шкатулки открой!

Следующие мгновения, казалось, растянулись надолго. Как будто весь мир умолк и замер. Только птицы все кружились и кричали над площадью в жарком воздухе. Ката шагнула вперед и, бесстрастно глядя на тех троих, что искали ее руки, по очереди подняла крышки шкатулок с их дарами. В бронзовой шкатулке лежал сверкающий диск на цепочке. Выглядело подношение довольно-таки прозаично, но мужчина в бронзовых одеждах принялся в красках расписывать его достоинства.

— Посмотри, принцесса! — воскликнул он. — Это амулет Туката! Давным-давно он был извлечен из гробницы короля Туката, величайшего из правителей Ана-Венайи. Это талисман, способный защитить от злых чар, и более могущественного талисмана нет на свете! Принцесса, прими мой дар, и никакое зло никогда не сможет грозить тебе, хоть проживи ты тысячу лет!

Во второй шкатулке лежала лента, изукрашенная драгоценными каменьями, ее можно было бы носить как диадему. И это подношение казалось не слишком особенным, но мужчина в серебряных одеждах был готов развеять это впечатление.

— Принцесса! — взволнованно воскликнул он. — Я преподношу тебе последнюю из лент Лихано. Она добыта в самых дальних пределах Амалии. В течение многих эпициклов грабители древних захоронений охотились за этими таинственными лентами, которыми некогда украшали себя жрицы Лихано. Эти ленты во много раз усиливали их разум. Принцесса, прими мой дар, и вскоре тебе станет принадлежать мудрость веков!

Толпа мало-помалу пришла в экстаз. Повсюду слышались крики, в которых простолюдины превозносили прелесть замечательных даров, и вздохи, которыми люди выражали сожаление по поводу трудности выбора, предстоявшего принцессе. А калиф, сидевший в своем павильоне, пришел в ярость.

— Тупицы! — вырвалось у него. — Неужели они не понимают, что все это разыграно как по нотам?

— Если бы они и знали, что все так и есть, они бы забыли об этом, Оман. Толпа глупа и легко поддается эмоциям. Принцесса, обручение, яркое зрелище — какое им сейчас дело до обычаев, до верности, до разума? Увы, Оман, боюсь, сейчас мы — свидетели того, как опасно либеральное правление! Толпе только дай возможность выбирать — и как она себя поведет? О, я уверен: наш народ так сильно возлюбил шейха Рашида только потому, что он являет собой неприкрытую грубую силу. Твои подданные любили бы тебя больше, Оман, если бы твое правление было более жестоким!