– Комиссия твоя до сих пор на заводе околачивается! Второй месяц! Я задолбался им условия труда обеспечивать – восемь лучших номеров в заводской гостинице дал, чтобы через половину Нижнего каждый день не ездить. Да кормлю их всех за свой счет, бездельников! И сопровождающих из числа инженеров каждый день предоставляю, отвлекая людей от основный работы.

– Ничего, не обеднеешь – все тебе на пользу пойдет! – хмыкает адмирал. – Ты мне вот что скажи: что ты еще от меня утаил?

– Что значит «утаил»? – опешил Димыч. – Ничего я от тебя не утаивал! Сам ведь тогда слушать не захотел! Ну вот… еще катера есть! Скоростные!

– Скоростные катера?! Дай-ка угадаю – небось поставил свои ДВС на легкую лоханку? И радуешься так, словно сделал аналог «Шнельбота» с торпедами «Лонг Лэнс»![197]– издевательским тоном сказал Алексей. – Да твоя скорлупа только в качестве разъездного катера и годится! По спокойной акватории белым днем рассекать!

– Млять, тебе что не сделай – все похер! – не выдержал Димка. – Один ты тут к войне готовишься, флотоводец великий, а мы, млять, сбоку припека! Сидим, млять, хером груши околачиваем! Я уж и не знаю, что тебя может удовлетворить – «Бисмарк» с «Ямато» тебе построить или уж сразу «Нимитц» с полным авиакрылом?!!

– А ну-ка, брейк, каррячие парррни! – Я поспешил вмешаться, пока друзья не передрались. – Серега, не перегибай палку! Если то, что создал Димыч, не подходит тебе для войны с Японией или вообще не имеет военного значения, это еще не значит, что все его творения – ерунда! Наверняка ведь это прорыв в своих областях?

– В общем… да… – остывая, признался адмирал. – Катер с ДВС по сегодняшнему времени – супервундервафля. Может, паровые катера и берут пока больше людей и грузов, да и бегают со сходными скоростями, но… Чем хорош бензиновый движок? Его не надо полчаса раскочегаривать – сел, завел и поехал… Ладно, Димыч, извини! Мир?

– Мир! – Друзья обменялись рукопожатием.

– Однако, честно говоря, все, что ты сейчас показал и рассказал, – вряд ли произведет впечатление на императора! – огорчил Алексей. – Надо найти более веские доводы в пользу твоего назначения на должность начальника госверфей! Давайте подумаем вместе!

– Ну, а паровая турбина сможет произвести впечатление на императора? – нарочито небрежным тоном спросил Димыч.

– Что ты сказал?! – дуэтом выпалили мы с адмиралом, подумав, что ослышались.

– Я. Построил. Паровую турбину! – отчетливо, как для плохослышащих, раздельно повторил Димка.

– Как?! – спросил адмирал.

А я одновременно с ним выпалил:

– Когда?!

– Как? «Вспомнил»! Ведь я перед вселением готовился – набивал память сведениями технического характера! – пояснил Рукавишников. – Когда? В конце января начали делать в металле. Первый запуск через месяц.

– Непременно приеду и посмотрю на испытания! – не удержался я.

– Зелень подкильная, якорь тебе в… одно место! И что же ты, гад такой, молчал? Может быть, ты уже втихаря самонаводящиеся торпеды сделал и «ПКР»?[198]А, Димк? – рассмеялся адмирал. – Или атомные подлодки в двадцать тысяч тонн водоизмещением?

Из кабинета цесаревича мы втроем направляемся к Александру III. Разумеется, нас сопровождают телохранители made by Tarugin. Вот странно: Олег оказался не только неплохим полевым офицером и приемлемым государственным деятелем, но и активно проявляет черты харизматического лидера. Казалось бы: у гвардейских полков есть свои командиры, их шефы зачастую члены правящего дома, а вот поди ж ты! Любой из этих «верных» полков, не исключая офицеров и командиров, готов умереть за этого мальчишку в атаманском мундире.

Так что сейчас за нами бодро топают человек десять в разнообразных мундирах. Впрочем, «топают» – слово неподходящее. Они двигаются так, словно пребывают в разведке в тылу врага. Пожалуй, Ники все же перегнул палку, натаскивая своих бодигардов на защиту бесценной особы наследника престола российского. Не стоит вести себя настолько открыто…

Но к делу. Вот и «апартаменты» Александра III, императора и самодержца всероссийского. Лейб-конвойцы вытягиваются при нашем приближении, адъютант вскакивает, точно на пружинках. Таругин кивает:

– Доложите императору, что цесаревич, генерал-адмирал и господин Рукавишников ожидают его аудиенции.

Адъютант козыряет и исчезает за дверью. Однако неужели и я, прожив здесь два-три года, приобрету замашки «спокойного XIX века»? Но Таругин-то, Таругин! Ведь не «испрашивает» аудиенции, как положено всем, включая меня, а «ожидает»! И ведь глазом не моргнет, стервец!..

Через секунду двери распахиваются. Адъютант замирает восковой фигурой. Ну, с Богом…

Александр III громоздится утесом посередине своего кабинета. Лицо, точно высеченное из гранита, абсолютно бесстрастно. Честно говоря, я всегда немного мандражирую, встречаясь со своим «царственным братом». Больно уж он непредсказуем…

Меж тем Таругин бестрепетно делает три шага вперед и, чуть повернувшись, указывает на Политова-Рукавишникова:

– Вот, батюшка, рекомендую: купец первой гильдии Рукавишников Александр Михайлович. Тот самый человек, которого мы вам с дядюшкой рекомендовали.

Что это? Мне показалось, или в самом деле по лицу императора скользнула тень недовольства? Едва уловимая, но все же…

Неожиданно из-за спины гиганта-императора появляется Победоносцев. Мягким голосом, напоминающим мурлыкание кота, он обращается к Ники-Таругину:

– Ваше императорское высочество. Позвольте мне отвлечь вас от ваших дел. Мне бы очень хотелось обсудить с вами некоторые аспекты предложенной вами миссионерской программы для Великого княжества Финляндского. У меня появились предложения, которые, возможно, вас заинтересуют. Тем более, – хитрый прищур кота, дорвавшегося до сметаны, – я смею предположить, что по данному вопросу вы уже привели вашему царственному отцу все аргументы, которые должны повлиять на его решение.

– Верно, Колька, – басит Александр number three, – ступай-ка, займись с Константином Сергеевичем. Эти дела не менее важны.

Олег разводит руками, всем своим видом показывая, что, мол, «против лома нет приема». А ведь это хреново! Тяжелая артиллерия в лице наследника престола покидает поле еще не начавшегося боя. Таругин пропускает Победоносцева вперед, и уже за его спиной со скорбно-шутовской гримасой «делает нам ручкой». Внезапно его рука сжимается в кулак. «Рот Фронт!» В смысле: «Держитесь, парни!» Блин, попробуем…

После ухода Николая свет Александровича самодержец всероссийский долго молчит, разглядывая Димку, точно некий курьез. Мы тоже молчим. Пауза затягивается…