До слуха Каррачиолы доносились только умиротворяющие звуки: жужжание насекомых под навесом, тихий плеск за бортом и неуловимо нежный шорох опахала. Мысли его текли медленно и лениво, как и полагается течь мыслям добропорядочного джентльмена в послеобеденные часы. Синьору лишь недавно перевалило за четвертый десяток, и никогда прежде не тревожившие его мысли о грядущей старости стали время от времени посещать его. Где, на каких перепутьях подкрадутся к нему старческие немощи? Что накоплено в сундуках памяти? Сколько нулей, наконец, у банковского счета, дабы спутники надвигающейся старости относились с должным почтением к любым его пожеланиям? Эти дремотные мысли повели джентльмена еще дальше и в конце концов с неприятной наглядностью представили ему час будущей встречи с костлявой синьорой. Каррачиола поморщился, открыл глаза и потянулся за табакеркой. Со свистом он втянул в ноздри «джентльменскую понюшку», оглушительно чихнул, утер слезу и окончательно стряхнул дремоту.

«Нужно вовремя делать деньги!» — таков был главный и окончательный вывод из всех размышлений синьора Каррачиолы, капитана шхуны «Удача» и руководителя экспедиции трех кораблей Грелли на Конго.

Сетовать на судьбу было бы неблагодарностью со стороны капитана. Феи небесные подарили Каррачиоле наружность, которой позавидовал бы любой оперный тенор, а феи земные не оставались к ней равнодушными. Он, например, едва ли выслужил бы у лжевиконта столь высокое назначение, если бы не заступничество Эллен. Настойчивость супруги возымела желаемое действие на виконта: он простил своему агенту пирейскую неудачу и поручил Каррачиоле командный мостик лучшей из трех шхун, вместе с руководством всей экспедиционной партией. Однако в экспедиции положение синьора оказалось несколько затруднительным. Американский ирландец О'Хири был гораздо опытнее своего начальника в делах охоты за неграми; капитаны Вильсон и Хетчинсон были лучшими моряками; наконец, репутация тайного шпиона мистера Райленда и неутомимого доносчика прочно утвердилась за молодым капитаном и, внушая страх, не увеличивала симпатий к синьору даже среди экипажей работорговых шхун... Несмотря на долгие годы службы у виконта, Джиованни Каррачиола до сих пор переступал порог охотничьего кабинета в Ченсфильде с неприятным чувством стеснения и неуверенности. И мысль о возвращении в этот кабинет с докладом о неудаче была страшнее всех опасностей.

Синьор капитан был приятен в обхождении и не лишен остроумия. Язык, как и полагалось доверенному лицу сэра Фредрика, довольно ловко служил синьору для сокрытия его мыслей. Опытность Джиованни в притворстве и лжи была сразу по достоинству оценена его патроном при знакомстве с молодым итальянцем. Это знакомство произошло в Бультонском порту, где двадцатитрехлетний помощник штурмана Каррачиола был вынужден покинуть свое судно из-за ерунды, из-за простого кошелька: капитан корабля нашел несомненное сходство между кошельком, пропавшим у него, и тем, который Джиованни извлек из своего кармана. В результате последовавшего конфликта судно отплыло, оставив помощника штурмана на бультонской мели. Наведенные справки удовлетворили мистера Вудра Крейга, который вскоре представил синьора своему высокому покровителю... И с тех пор недоучившийся штурман не имел больше нужды проявлять рассеянность в отношении чужих кошельков, коллекционировать чужие принадлежности туалета или расставаться перед стойкой бара с шарфом и жилетом, если жажда становилась непреодолимой.

За всю свою жизнь Каррачиола едва ли одолел сотню печатных страниц, но зато охотно слушал страшные рассказы моряков, где трезвая правда мешалась с красочным вымыслом, как вода с водкой в шотландском тодди. Эти повествования питали фантазию Каррачиолы и обогащали его опыт.

Одна совершенно необъяснимая черта причиняла Каррачиоле немало тайного беспокойства. С самой ранней юности он испытывал приступы странной тоски, нападавшей на него во время сильного лунного света. Тихие серебряные ночи с полной луной и мерцающей серебряной дорожкой на воде нагоняли на Джиованни томительную меланхолию. Бороться с нею он был бессилен. Во время этих приступов он боялся одиночества, ненавидел свои воспоминания и испытывал полное равнодушие к обязанностям, деньгам и земным усладам.

...Оранжевое солнце еще пылало над горизонтом, когда на рейде показалась гребная лодка. Она приближалась к «Удаче». Два джентльмена в соломенных шляпах сидели под цветным балдахином на корме. Двое негров гребли, третий, стоя, правил рулем.

Каррачиола узнал гостей еще издали. Это были владельцы недавно созданных здесь алмазных копей — англичанин мистер Айвенс Брендон и его компаньон, голландский еврей минхер Юлиус ван Арденфройден. По тайному знаку капитана боцман «Удачи», толстый Химсвелл, прозванный «Моржом» за круглые глаза и плохо бритую щетину усов, махнул гребцам, чтобы они держали к корме. Носовой трап? Слишком много чести! Боцман встретил прибывших у кормового трапа и проводил их на палубу. Капитан встал с качалки, сделал приветливое лицо и приказал принести стулья и легонький столик. Брендон положил ноги в белых чулках на перекладину столика, а минхер Юлиус ван Арденфройден почти замертво свалился на предложенный стул, подставляя круглую красную физиономию под ветерок от страусового опахала.

— Проклятая жара! — простонал он. — Это «осеннее» майское солнце превратит меня нынче в жаркое! Я хотел бы послать ко всем чертям весь этот континент с неграми, москитами и крокодилами! Есть же такие счастливцы, которые спокойно пьют пиво в Заандаме и не имеют ни наших забот, ни наших...

— ...алмазов! — докончил его речь синьор Каррачиола. — Я, господа, горячо сочувствую вашим заботам, но если бы сам когда-нибудь занялся добычей драгоценных камней, то предпочел бы извлекать их прямо из глубины чужих сейфов.

Все засмеялись.

— Чтобы они попали туда, нужны несчастные страдальцы, и этот удел выпал нам с мистером Брендоном. А нам, в свою очередь, нужны для этого рабочие руки. Вы обдумали наше предложение, мистер Каррачиола?

— Господа, — ответил Каррачиола, — я не распоряжаюсь людьми, находящимися на борту «Удачи». Эти негры — собственность «Северобританской компании» и предназначены для работы на новых плантациях фирмы.

— Я предлагаю вам, как последнюю и окончательную цену, тридцать пять фунтов за каждого негра. По здешним местам это весьма приличная цена, ибо ваши негры довольно крепкий народ, они сильнее здешних готтентотов. Уступите нам две сотни душ, а фирме напишите, что они издохли от болезней. Это с ними постоянно случается. Маленькая эпидемия на борту... Тиф или холера, черт побери! Я же знаю, что у вас на борту есть лишние души. Положить себе в карман семь тысяч фунтов! Не понимаю ваших колебаний!

— Платить вы собираетесь наличными, господа?

— Как будет угодно вам, мистер Каррачиола. Вы можете получить всю сумму в золоте, чеками на имя вашего капштадтского банкира, драгоценными камнями по нынешнему курсу, ассигнациями в любой валюте или ценными бумагами.

— Если к семи тысячам вы прибавите еще камешек, я, пожалуй, подумаю над вашим предложением. Деньги придется разделить между четырьмя лицами... Камень же я хотел бы... сохранить лично для себя.