Над иволгами в кустах звонко хихикали завирушки, тряся охристыми хохолками. Сплетницы и насмешницы, завирушки представляли, как в кадавральню по утрам уныло тащится процессия сонных вампиров, радуя пернатых кровопийц – и клевали багряные ягоды дружинника с особым намеком.

– Не извольте беспокоиться преждевременно, сударыня!..

– А я вам еще раз повторяю, сударь: если вы явились сюда снести нам вторую башню из трех, то я уполномочена заявить…

– Оставьте башни в покое, сударыня!

– …категорический протест! И это вы уж, пожалуйста, оставьте наши башни в покое…

Скальные пики над озером, подсвеченные на манер розовых бутонов, отражались в воде зыбкими, едва уловимыми тенями. Кусачий ветерок, вспомнив, что на дворе осень, а стало быть, скоро начнутся долгие дожди, бегал по склонам взапуски с шорохом пробудившихся кустов. Врываться в кадавральню он опасался: дрейгурам на рассветную прохладу плюнуть и растереть, а озябший некромант – человек недобрый, может и в склянку запереть. Шлепнет печать, бросит в озеро – сиди в склянке, бултыхайся, пока случайный рыбак не вытащит тебя неводом, или прилив не разобьет стеклянную темницу о камень…

Деловитый полоз шуршал в траве, ища местечко потеплее.

– Позвольте мне пройти, сударыня! Иначе я буду вынужден…

– Применить силу? К даме? Разумеется, чего еще ждать от боевого мага трона! – элефант в посудной лавке, и тот деликатней…

– Сударыня, если бы я не так спешил, я бы с удовольствием опроверг ваше предубеждение! К сожалению…

– А уж я как сожалею, сударь! Мы ни разу не встречались с вами в обстановке, более располагающей…

Анри спустилась от домика по дорожке, посыпанной белым песком, ориентируясь на звук скандала. Идти ей пришлось недолго: у парадного входа в кадавральню Наама Шавази, Сестра-Могильщица, препиралась с могучим атлетом в одной набедренной повязке, отчего атлет слегка походил на свежего дрейгура. За спиной Просперо Кольрауна мерцал средних размеров смерч: блиц-дромос не спешил захлопнуться, преодолевая сопротивление взбаламученного астрала. Все-таки Кольраун был большим мастером – самой вигилле ни за что не удалось бы держать «створки» портала открытыми при таких возмущениях сфер.

– Генриэтта! – обрадовался боевой маг. – Как кстати! Скажите этому прелестному церберу…

– Что вы здесь делаете, Просперо?

– Ну вот, и вы мне не рады, – радость сменилась искренним огорчением. – Интересно, почему мне редко бывают рады? Постойте, постойте…

Анри послушно остановилась: игнорировать Кольрауна было рисковано.

– С вами, значит, все в порядке?

– Со мной все в порядке, – кивнула вигилла.

– А у меня с тобой прервалась связь, – боевой маг трона присел на врытый в землю чурбан, экономя силы. Похоже, он устал, сражаясь со штормом в Вышних Эмпиреях. Иначе Просперо никогда не перешел бы с Анри «на ты» при посторонних. – Я проснулся, лежу, думаю: что же должно произойти, чтобы нарушить фасцинативную связь между людьми нашей квалификации? Думал-думал, ничего не надумал, открыл блиц-дромос и пошел тебя спасать…

– А вы не хотите спасти меня? – предложила Наама Шавази, приспуская с левого плеча бретельку ночной сорочки. Пеньюар, накинутый поверх сорочки, обзора ничуть не портил, делая зрелище вдвое пикантней. – Или нас обеих? Думаю, мы обе с удовольствием спасемся в вашей компании…

– Я над этим подумаю, – серьезно ответил Просперо. – Хотя, сударыня, вам будет затруднительно выбрать достойного спасителя.

– Почему?

– Внизу, у озера, из бригадного визитатора высаживается эскадрон конных пращников. У Месропа – я имею в виду председателя Тихого Трибунала – зачесался нос. Анри, ты же помнишь: он подсадил барону «сударика-комарика»… Я говорил Кликуше, что справлюсь один, а он уперся, и ни в какую: конница, мол, решает все! Сударыня цербер, там есть один корнет – очень привлекательный мальчик…

– Всего один корнет? – возмутилась Сестра-Могильщица.

– Простите, ради Вечного Странника! Разумеется, не один. Среди пращников имеются бравые офицеры в достаточном количестве… Пойдемте, Анри, я хочу видеть нашего барона.

Опередив вигиллу, Наама подхватила боевого мага под руку, словно не она минуту назад стеной преграждала ему путь, и увлекла вглубь кадавральни. Торс Кольрауна, впопыхах поднятого с постели, лоснился от пота; раздувая ноздри, красавица-некромантка вдыхала запах идущего рядом мужчины, напоминая волчицу. Неторопливо идя позади, вигилла искренне сочувствовала атлету: с его привычкой беречь каждую крупицу телесной мощи… Потом она вспомнила сплетни о любовных извращениях боевого мага – ночь бесед о пустяках, а под утро собеседнице в память подсаживается целый выводок ложных амуралий – и заодно посочувствовала Сестре-Могильщице. Хотя при ее квалификации… гиблое это дело: дурить голову Номочке…

От озера доносились звуки трубы, ржание коней и неясные команды.

У веранды знакомого домика барон – невыспавшийся, с синяками под глазами – препирался с председателем Тихого Трибунала. Месроп выглядел не лучше: толстяк страдал одышкой, пыхтел во время разговора, но темперамент его по-прежнему был на высоте.

– Конни, хватит врать! Говорю тебе: ты наверняка дернул себя за мочку левого уха!

– Ничего я не дергал!

– А я говорю, дергал!

– Слушай, Кликуша! Я пока еще в трезвом уме и здравой памяти! И помню, за что себя дергаю и когда!

– А почему у меня зачесался нос?!

– Откуда я знаю? К выпивке, наверное!

– Перед рассветом? Конни, мы же условились: если беда, ты дергаешь ухо, у меня чешется нос, я поднимаю эскадрон и спешу на выручку…

Молоденький корнет мялся поодаль, стараясь не попадаться барону на глаза.

Вокруг спорщиков в траве, окружавшей веранду, ползали на карачках гроссмейстер Эфраим и профос Тэрц. Бок-о-бок с Эфраимом трудился лобастый пес Марии Форзац: са-пэй вынюхивал пропажу. Колченогий пульпидор из-за лубка не мог принять участие в ползании, и очень страдал, поминутно интересуясь:

– Ну как? Нашли?!

Гросс отрицательно мотал головой, и поиски продолжались.

– Что ищем? – деловито спросил Просперо Кольраун.

– Медальон! Мой медальон!

Рене Кугут безошибочно угадал в боевом маге человека, на чьи вопросы стоит отвечать. Он вздохнул, украдкой вытер предательскую слезинку и поправился:

– Наш медальон. Он исчез…

Наконец гроссмейстер прекратил рыться в траве, махнул профосу – мол, заканчивай! – и уселся прямо на землю, скрестив ноги. Собака улеглась возле некроманта, проявляя удивительную приязнь к чужому человеку. Лю даже лизнул руку старца темно-фиолетовым языком и зажмурился, когда гросс погладил его по спине.

– Ваше чернокнижие! – позвала Анри. – Я так понимаю, при родах вы находились в вашем достойном отце?