Слова Джека повисли в воздухе.

На твоей душе немало грехов, но, в отличие от меня, ты не виновна ни в одном из них.

— Что бы это значило? — наконец спросила Кэти.

— Я принес в этот мир слишком много боли, — сказал Джек. — Пришла пора уходить.

— Но это не так, Джек. Ты нужен миру.

Он покачал головой:

— Миру нужен Ворон и девчонки-вороны, а не я. Меня может заменить любой рассказчик. Все, что для этого нужно, так это уши, готовые слушать, и голос, наполняющий их звуками.

Они беседовали, словно были одни в этом странном месте, и не обращали внимания ни на девчонок, ни на Ворона, ни даже на Благодать.

— Послушай, — продолжал Джек. — Если мир нуждается в нас, чтобы обрести собственную благодать, то я здесь определенно лишний. На моей душе накопилось слишком много грехов. Если ты знаешь, что я твой отец, тебе стоит узнать и обо всем остальном.

— То, что случилось с нашей мамой…

— Такого ни с кем не должно было случиться. Ни один человек не заслуживает такой участи. Ни один.

Кэти кивнула. Более ужасной судьбы она не могла себе вообразить.

— Но в этом не было твоей вины, — сказала она. — Ты ничего не сделал…

— Именно поэтому, — прервал ее Джек. — Я ничего не сделал. Если бы сделал, этого бы не случилось.

— Но…

— А потом… Я не могу гордиться и последующими поступками.

— Они заслуживали смерти, — возразила Кэти.

— Все? За грехи нескольких особей?

— Все кукушки хоть в чем-нибудь да виноваты, — вмешалась Мэйда.

— Может, и так, — согласился Джек. — Но это не дает мне права судить их и исполнять приговор.

— Ответственность за Благодать возложена на меня, — заявил Ворон. — Я должен сделать то, что требуется.

— Я так не думаю, — сказала Кэти.

Остальные с удивлением посмотрели на нее. Может, девчонки-вороны и осмеливались потихоньку подшучивать над Вороном, но никто до сих пор не пытался открыто ему противостоять. Кэти это не тревожило. Она должна была это сказать. И он должен был услышать.

— Ты говоришь об ответственности, — продолжила она. — Но как можно об этом рассуждать после того, как ты проспал — или как это у вас называется? — больше пятидесяти лет? Ты даже не знаешь, что теперь творится в мире. Может быть, он и стал хуже, но в нем есть еще люди, стремящиеся к добру. Есть еще надежда. Возможно, если бы ты был более подвижным, сегодня ничего бы и не произошло.

— Но что случилось, то случилось.

— И все же это не дает тебе права решать судьбу нашего мира.

— Ты забыла, что именно я вызвал этот мир из тьмы.

— При помощи остальных.

Ворон взглянул на Джека и девчонок-ворон.

— При помощи остальных, — согласился он. — Но я нес груз ответственности за магический горшок с самого первого дня.

— Как мне кажется, ты не слишком хорошо выполнял свою работу.

Ворон нахмурился, темные глаза его метали молнии. Он повернулся к Благодати.

— Ты же сама понимаешь, — сказал он, — у Нее имеется собственное мнение.

Кэти вздохнула.

— Мы не о том говорим, — сказала она. — Дело вовсе не в контроле над тем, что не поддается контролированию. Горшок только оболочка, которая удерживает Ее в этом мире. От тебя всего лишь требовалось его охранять.

— А ты пришла, чтобы его разбить!

— Или отправить обратно, — вставила Кэти. — Но это было до того, как Она дала понять, что горшок — это всего лишь сосуд для Нее. Теперь я это знаю.

— И все же именно я должен был догадаться…

Кэти не дала ему договорить:

— Ты должен был знать. Ты достаточно долго хранил горшок. Но ни разу не попытался поговорить с Ней.

— Это не так уж и просто.

— Ты не понимаешь? Все эти годы ты крепко держался за горшок, старался не выпустить его из-под своего контроля, а потом, когда понял, что не справляешься, просто самоустранился.

— Никто не хотел взвалить на себя мою ношу.

— Неправда, — заявила Кэти. — Ты сам вызвался нести за него ответственность. Если бы ты не настаивал так упорно, кто-то другой взял бы на себя ответственность и тогда бы понял, что значит стать Ее стражем. Талисман всегда был мифическим «горшком Ворона» и ничем другим, никто не считал его сосудом Благодати. Вместо того чтобы держаться за символ власти, ты должен был рассказывать о нем и заботиться. Относиться к нему как к воплощению чуда, а не страшилке, которую лучше спрятать подальше.

Долгое время Ворон нерешительно молчал, потом тихо произнес:

— В твоих словах есть здравый смысл.

— Только теперь уже слишком поздно.

Они оба погрузились в печальные раздумья и забыли о споре.

Неожиданно Керри дернула Кэти за рукав:

— С Ней что-то происходит…

Кэти обернулась, и теплое сияние опять омыло ее лицо.

— Я ничего… — начала она, но тут же замолкла.

— Что такое? — спросил Ворон.

Все — и вороны, и близнецы — уставились на сияние, и на этот раз они смогли без всяких слов понять послание света. Они ощутили притяжение Зачарованных Земель; мир втягивался в дверь, так неосторожно открытую кукушками.

— Она не должна идти, — негромко сказала Мэйда.

— Теперь не должна, — кивая, добавила Зия.

— Но дверь все же надо закрыть.

Кэти шагнула вперед, но Джек оказался быстрее. Он ступил в свет, и сияние приняло его. Джек раскинул руки и превратился…

В темного ангела.

Иссиня-черные перья галки блеснули на прощание. Темное пятно в самом центре сияния уменьшилось до размера булавочной головки.

Свет мигнул. На мгновение все вокруг скрылось в непроницаемой тьме, потом свет снова появился. Но он лишился своей силы и стал не таким ярким. Свет вернулся к прежнему состоянию, таким он был до того, как кукушки вызвали Благодать силой своей ненависти.

При этом сумрачном освещении все увидели, что дверь закрылась, мир был спасен.

Но Джек исчез. Исчез навсегда.

Кэти повернулась к сестре и зарыдала, уткнувшись в ее плечо.

Как только Хэнк поднес третий осколок хрустального сосуда к тем двум, что сложила Лили, недостающая часть вырвалась из его рук и чудесным образом воссоединилась с остальными. Хэнку хватило времени, чтобы убедиться, что сосуд стал совершенно целым, без всяких следов соединения осколков. Хватило времени и на то, чтобы обменяться недоуменными взглядами с Лили, а затем невыносимо яркий белый свет вырвался из сосуда и ослепил его.