собрались будущие филологи разных профилей, а тогда еще вчерашние абитуриенты, вошел профессор. Невысокий, плотный. С убеленной сединами головой, с такими же усами и бородой. Строгий, сдержанный взгляд карих глаз. Студентов он держал на расстоянии. Рабочая обстановка диктовала стиль поведения. Одевался скромно, строго, можно сказать, однообразно. Обычно на нем был костюм сероватого цвета. Одежда не отвлекала внимания от его личности, хода мысли Учителя. Одна деталь бросалась в глаза: полевая сумка вместо портфеля. Походка Владимира Яковлевича для его возраста была несколько тяжеловатой. (Лишь впоследствии, наткнувшись на публикации отзывов о его книге «Исторические корни волшебной сказки», мы поняли, какой груз несправедливостей лег на плечи нашего Учителя. Сам он никогда ни на что не жаловался.)

В его взгляде, жестах, манере говорить чувствовалась личность цельная и значительная. Каждое слово, произнесенное В. Я. Проппом, получало свое истинное значение. Со временем мы имели возможность убедиться: сказанное Учителем всегда соответствовало его мыслям и поступкам. Цитируемое же им фольклорное слово приобретало ранее неведомый, сокрытый для нас глубинный смысл.

Основу курса, который читал В. Я. Пропп, составляли его исследования. В свою очередь, чтение лекций оказывало влияние на стиль написанных им книг. Отсюда краткость, прозрачность фразы, синонимичность наиболее важных положений. Стройность композиции. Сюжетное изложение концепции – вплоть до пролога, завязки, кульминации и развязки с возможным эпилогом. Приглашение читателя к совместному с автором размышлению, стремление ввести в свою лабораторию, раскрыть ход собственной мысли, систему фактов и доказательств, найти в своем читателе единомышленника или достойного оппонента. Вместе с тем, читая курс лекций по русскому фольклору, В. Я. Пропп знакомил нас и с научными достижениями своих коллег, предшественников и современников.

Наш Учитель восхищался энциклопедическими познаниями А. Н. Веселовского: «У подъезда библиотеки можно было видеть карету, доверху груженную книгами. Это академик А. Н. Веселовский сдавал взятые для очередной работы книги». Краткий штрих, а масштаб личности дан. Да так, что всю жизнь помнится.

Народное поэтическое творчество, возникшее, подобно языку, и нашедшее свое выражение в различных жанрах и жанровых разновидностях, представало перед нами исполненным глубоко философского, нравственного и эстетического смысла. Каждое фольклорное произведение было вызвано к жизни определенными общественно-историческими и эстетическими запросами. Прочесть его можно лишь на основе раскрытия всего фольклорного замысла, сообразуясь с присущими то или иной эпохе особенностями сознания…

Жаль, что В. Я. Пропп не оставил учебника по фольклору. А такая мечта у него была… Когда же вышел учебник В. И. Чичерова, Владимир Яковлевич сообщил нам об этом и рекомендовал приобрести.

Экзамены Учитель принимал строго, но, как бы выходя за рамки экзаменационного этикета, не оставлял без внимания ответ, за который он ставил «отлично»: «Вот все бы так отвечали!» И, видимо, заметив уж очень безоглядно счастливое выражение лица у того, кто удостоился его похвалы, добавлял: «И студент доволен, и преподаватель доволен». Причем «студент» могло относиться и к девушке.

К третьему курсу, когда у нас уже была возможность достаточно осознанно определиться в своих интересах, происходила более узкая специализация. Тогда среди своих сверстников мы обнаружили стайки пушкинистов и лермонтоведов, знатоков древнерусской и литературы XVIII века, языковедов всех профилей и пр., и пр.

А мы – навсегда – пошли за Владимиром Яковлевичем Проппом…

В нашем семинаре обычно занималось не более полутора десятков человек. В те годы его участниками были Ю. Юдин, М. Чередникова, ставшие профессиональными фольклористами, да еще те, кто волею судеб нашел иную стезю филологической деятельности: Ю. Серов, П. Дунец, И. Концевая, В. Воронов и другие. Занятия постоянно посещал и И. Земцовский. Окончив к тому времени филфак, он учился в консерватории, не порывая связей с семинаром.

Среди нас незримо присутствовали и А. Горелов, К. Сергеева (Корепова), А. Подгорная (Мартынова). Они учились до нас. Но Владимир Яковлевич их часто вспоминал, и мы их знали задолго до того, как впервые увидели. А позднее, закончив университет, и сами заглядывали в наш семинар. Занятия шли, как и прежде, в среду, все в те же часы. Ничто не менялось в ритме фольклористической школы. Теперь в ней учились А. Некрылова, Л. Ивлева… В числе участников семинара были и зарубежные студенты. А подчас и преподаватели других вузов страны проходили здесь стажировку.

Так или иначе у В. Я. Проппа занимались те, кто любил фольклор, кто хотел и умел работать. Случайные же люди, заметив холодно-сдержанное выражение лица руководителя, как-то сами собой исчезали. Тем более, что на филфаке всегда можно было отыскать заветный уголок, где желающим получить зачет по курсовой, не прилагая особых усилий, жилось вольготно. Обычно в такого рода пристанище собиралась многочисленная публика, весьма разношерстная: начиная с истинных приверженцев предмета и кончая откровенными лентяями. Справедливости ради надо сказать, что и таким семинаром руководил яркий, маститый ученый. Но, будучи от природы человеком мягким, добросердечным, – а это мгновенно чуяли студенты всех поколений, – он не мог не приветить очередного беглеца. Да и в самом деле, куда же бедолаге было податься!

Нет, В. Я. Пропп был не таков. Не случайно позднее, когда он стал заведующим кафедрой, преподаватели (не студенты!), имея в виду строгость нрава и немецкое происхождение В. Я. Проппа, назвали его в шутку «железным канцлером». Наверно, это сказано слишком сильно. Но что правда, то правда – наш Учитель любил порядок.

Организационно работа семинара распадалась на два периода. Им предшествовал своего рода пролог. Прежде всего определялись темы курсовых работ. Тема выбиралась обязательно с учетом пожелания студента, которое, как правило, ограничивалось предпочтением того или иного жанра в качестве объекта исследования. Наш руководитель уточнял тему, называя конкретный сюжет (например, сказка «Золушка»; духовный стих «Сорок калик со каликою»; ямщицкая песня «Степь Моздокская» и т. д.), совокупность сюжетов (например, солдатские песни) или жанровую разновидность (например, кумулятивные сказки; величальные свадебные песни) и т. д. Разумеется, были и другие темы. Но преобладали именно те, которые требовали непосредственного анализа самого фольклорного текста. Причем обычно оказывалось, что как раз по этой теме нет (или почти нет) никакой литературы, а та, которая имелась, давалась нам самим руководителем. «Литературу вопроса Вы уже читаете – это хорошо, но не поддавайтесь мнениям <… >, а думайте сами», – напишет мне впоследствии, когда я уже училась в аспирантуре, Владимир Яковлевич.

С первых же дней учебы в семинаре закладывались и основы методики изучения фольклорных текстов. Устно-поэтическое произведение, учил В. Я. Пропп, живет в традиции во множестве вариантов, и потому фольклорный замысел может быть раскрыт лишь с учетом всех имеющихся вариантов. Сопоставлять же варианты фольклорного произведения нужно по «звеньям», учитывая,