Отправив германского майора обратно в лагерь для военнопленных и наказав сопровождающему пленного фельдфебелю, чтобы для него были обеспечены лучшие условия существования, Баташов вызвал к себе поручика Свиньина.

– Ваше превосходительство, поручик Свиньин по вашему приказанию прибыл, – доложил Алексей, войдя в кабинет.

– Присаживайся, голубчик. Я вызвал тебя для того, чтобы совместно решить одну достаточно сложную задачу, которая по плечу только настоящему армейскому охотнику.

Баташов расстелил перед поручиком немецкую карту, на которой сделал свои пометки пленный штаб-офицер, и, указав карандашом на нужный ему объект, задумчиво промолвил:

– Мне необходимо восстановить связь с прусским офицером, который до войны довольно успешно работал на нашу разведку. Так получилось, что с началом войны я потерял с ним всякую связь. И вот неожиданно обнаружилось, что этот пруссак, проходящий у меня под именем Везунчик, находится в пятидесяти верстах от меня, да мало того, он еще, оказывается, возглавляет в настоящее время разведку 8-й германской армии.

– А вы уверены, что он, как и прежде, станет работать на нас? – задал Алексей резонный вопрос.

– Вот то-то и оно, что я в этом не уверен, – помрачнел Баташов, – боюсь, что отправленного мной связного он может попросту пристрелить. Ему ни к чему свидетель. Что же делать? Не пробираться же мне к нему для личной аудиенции?

– А зачем? Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе, – загадочно промолвил поручик. – Прикажите, и я в два счета доставлю его к вам!

– Но это слишком рискованно, – пытался возразить Баташов.

– Никакого риска, Евгений Евграфович, я со своими охотниками совершал рейды в тылу врага много далее и всегда возвращался с трофеями. Мне же это не впервой. Разрешите совершить рейд? – загорелся довольно рискованной затеей Свиньин. – Я вас не подведу!

– Знаю, что не подведешь, – согласился генерал, – но это дело надо провернуть так, чтобы Везунчика свои не хватились, в противном случае вся наша операция и ломаного гроша не будет стоить.

– Я уже подумал об этом, – уверенно сказал поручик, – используя стык между германскими армейскими корпусами, который проходит по лесисто-болотистой местности, я с отрядом охотников выйду к объекту. Замаскируюсь и стану ждать вашего Везунчика. Не будет же он в своем глубоком тылу с охраной от станции к станции перебираться. В глухом местечке я его и спеленаю в казацкую бурку, да так, что он и пикнуть не успеет. Обратно будем возвращаться в версте левее, там лес погуще да болот поменьше. К тому же у меня привычка по пройденному пути обратно не возвращаться. Так мне удалось избежать не одну вражескую засаду. Но как я узнаю нужного вам пруссака?

Баташов вынул из нагрудного кармана кожаный блокнот, в котором лежала фотография Везунчика, и положил ее на стол.

– Вот он. Мне удалось сфотографировать его тайно, в дворцовом парке.

– Хоть фотография не очень четкая, черты лица у него довольно запоминающиеся, особенно усищи, как у таракана, – удовлетворенно промолвил Свиньин, возвращая фото.

– Запомни хорошенько, это майор Фриц Айсман. Об этом знаем только я и ты!

– Все понятно, Евгений Евграфович, – понятливо кивнул головой поручик, – я навсегда запомнил поучения нашего училищного комэска о том, что для военного человека «молчание – это оружие, которое иногда стоит выигранного сражения»!

– Мудрый человек ваш комэск, – удовлетворенно промолвил Баташов, – я бы с удовольствием взял его к себе. Но ближе к делу. Кого ты собираешься взять с собой в рейд?

– Казаков-пластунов, тех самых, которые под самым носом у охраны недавно немецкого штабного офицера в плен взяли.

– Хорошо, Бог тебе в помощь, – торжественно промолвил Баташов и, подойдя к Алексею, крепко его обнял. – Казацкой удачи тебе, сынок!

Несмотря на протесты поручика Свиньина, генерал лично проследил за подготовкой команды пластунов к рейду, сам проводил до передовых траншей конный отряд, который мгновенно растворился в тишине наступающей ночи.

Потом, находясь в доме, где размещался штаб казачьей бригады, он всю ночь не мог сомкнуть глаз, постоянно прислушиваясь к редким разрывам артиллерийских снарядов и пулеметной трескотне, периодически раздающейся то из немецких, то из казацких траншей.

Только под самое утро сморил генерала сон, но и он был непродолжительным. Разбудила артиллерийская канонада, от которой в окнах задребезжали стекла. Вскочив с дивана, Баташов быстро привел себя в порядок и торопливо направился в другой конец просторного, явно купеческого дома, где казачий полковник уже отдавал распоряжение командирам на отражение атаки противника.

– Что, ваше превосходительство, не дали вам немцы поспать? – заметив Баташова, воскликнул полковник. – Ну мы им сейчас покажем, где раки зимуют!

– Неужели в кавалерийскую атаку пойдете против пушек? – недоуменно воскликнул генерал. – Людей-то положите сколько.

– Ни в коем случае, ваше превосходительство, – словоохотливо ответил казак, – у нас против их батарей другая тактика. Сейчас два спешенных эскадрона, находящихся в окопах, откроют по противнику массированный огонь, в это время еще два эскадрона обойдут немцев со стороны леса и с ходу всей кавалерийской лавой ударят по артиллеристам с тыла.

Не прошло и четверти часа, как вражеская батарея захлебнулась, а затем и вовсе перестала стрелять.

«Молодцы, казаки, научились воевать по-суворовски, не числом, а умением, – удовлетворенно подумал Баташов, слушая бравые доклады возвратившихся с дела есаулов, – дай бог, чтобы и моих охотников не покинуло казацкое счастье».

В мелких стычках, внезапно возникающих то на одном, то на другом участке фронта, который обороняла казацкая бригада, прошел день. С наступлением темноты Баташов, несмотря на уговоры казачьего полковника подождать прибытия пластунов в штабе, направился на передовую, к месту, где поручик Свиньин планировал выйти со своими людьми.

Поверх шинели генерал накинул просторную казацкую бурку, предложенную штабным офицером, и теперь чувствовал себя в окопе довольно комфортно, словно у бога за пазухой. Даже мелкий, противно моросящий дождь не досаждал ему, а, кроме того, от него уже не шарахались, как прежде, в разные стороны служивые, завидев генеральские погоны. Казаки, для которых окоп стал домом родным, не обращали на него особого внимания, балагурили, не стесняясь, и несколько раз предлагали закурить.

Баташов с большим интересом слушал казацкие байки, то и дело прерываемые гортанным смехом и криками «любо». Видя, что он с интересом прислушивается к болтовне очередного балагура, к нему подошел рыжебородый, заляпанный грязью кривоногий вахмистр и радушно предложил:

– Сидайте, ваше благородие, ближче до нас, вижу, вам интересны наши козацьки сказания, – и указал на своевременно освобожденное кем-то сухое еще место, – сидайте, ваше благородие, – настойчиво повторил вахмистр, заметив нерешительность офицера.