Они вас знают очень хорошо. Барон отправляется в Африку, быть может, навсегда – и желает вас видеть перед своим отъездом.

Жена моя взглянула на адрес письма, на котором значилось так: «A madame la princesse Kropotkine. Quand a voir?»[40] Ей не нужны были уже другие доказательства, чтобы убедиться, кто такие эти «что ни на есть отменные господа». Что касается содержания письма, то оно было еще хуже, чем адрес. Наперекор всем правилам грамматики и здравому смыслу «барон» писал о каком-то таинственном сообщении, которое желал ей передать. Жена решительно отказалась принять автора письма и его переводчика. Тогда «барон» стал бомбардировать ее письмами, которые она возвращала невскрытыми. Вскоре вся деревня разделилась на две партии: одна, во главе с хозяйкой, стояла за «барона», другая, с хозяином во главе, – против него. В деревне циркулировала уже романтическая история: «барон» знал мою жену раньше, чем она вышла за меня. Он танцевал с ней много раз в русском посольстве в Вене. Он все еще влюблен в нее, а она, жестокая, не позволяет ему даже взглянуть на себя перед отправлением в опасную экспедицию!

Затем пошла в ход таинственная история про мальчика, которого мы, рассказывали, скрываем. «Где их мальчик?» – «барон» желал это знать. «У них сын, которому теперь шесть лет. Где он?» «Она никогда не рассталась бы с сыном, если бы у них был ребенок», – говорила одна партия. «Да, рассказывайте! У них есть мальчик, но они его прячут», – заявляла другая сторона.

Для нас двух этот спор был интересным откровением. Он доказал нам, что не только тюремное начальство читает мои письма, но что их содержание становится известным и русскому посольству. Когда я был в Лионе, а жена поехала в Швейцарию, чтобы повидаться с Элизэ Реклю, она писала мне раз: «Наш мальчишка процветает; здоровье его отлично. Вчера ему минуло пять лет, и мы провели весело вечер, празднуя его рождение». Я знал, что жена говорит о «Revolte», так как мы часто называли его notre gamin – нашим мальчишкой.

Теперь, когда эти господа осведомлялись о «нашем мальчишке» и точно указывали даже его возраст, было очевидно, что письмо побывало в руках не у одного тюремного смотрителя. Это следовало принять к сведению.

Ничто не ускользает от внимания деревенских жителей, и «барон» скоро вызвал некоторые подозрения. Он написал жене новое письмо, еще более красноречивое, чем прежние. Теперь он просил прощения за то, что, добиваясь свидания с ней, выдавал себя за ее знакомого. Он признавался, что она его не знает, но тем не менее он доброжелателен и должен сделать важное сообщение. Жизнь моя подвергается большой опасности, о чем он и желает предостеречь. «Барон» и секретарь его пошли в поле, чтобы вместе прочесть письмо и посоветоваться насчет его содержания. Лесной сторож следовал за ними издали. Они не сошлись во взглядах на письмо, разорвали его и бросили в поле. Тогда сторож обождал, покуда они скрылись из виду, подобрал лоскутки и прочел письмо. Через час вся деревня знала уже, что «барон» никогда не был знаком с моей женой; романтическая история, которую с таким чувством передавала партия «барона», рассеялась как дым.

– Ага! В таком случае они не то, за что себя выдают, – заключил в свою очередь местный жандарм, – значит, они – немецкие шпионы. – И арестовал их.

Нужно сказать в защиту жандарма, что незадолго до того в Клэрво действительно побывал немецкий шпион. Во время войны громадное тюремное здание может служить провиантским депо или казармами для войска; поэтому германский генеральный штаб, конечно, желал знать внутреннее расположение здания и его военное значение. И вот раз в нашу деревню прибыл веселый странствующий фотограф; он завел дружбу со всеми, снимая всех даром, и ему разрешили снять не только тюремный двор, но даже камеры. Сделав все это, он отправился в другой город, тоже на восточной границе, и здесь его арестовали французские власти и нашли на нем компрометирующие военные документы. Бригадье, в котором свежо еще было воспоминание о развязном фотографе, пришел к заключению, что «барон» и его секретарь тоже немецкие шпионы, и доставил их в тюрьму, в маленький городок Бар-сюр-Об. Там их освободили на другой же день, и местная газета заявила, что задержанные «не германские шпионы, а лица, посланные другой, более дружественной державой».

Теперь общественное мнение всецело восстало против «барона» и его секретаря. Их приключения не кончились. После освобождения они зашли в маленькое деревенское кафе и за бутылкой вина стали по-немецки отводить душу в дружеском разговоре. «Ты дурак и трус, – говорил мнимый секретарь мнимому барону. – Будь я на твоем месте, я угостил бы вот из этого револьвера следственного судью. Пусть он только попробует проделать то же со мной: я ему всажу пулю в лоб», – и так далее.

Тем временем странствующий приказчик, спокойно сидевший в углу, немедленно побежал к бригадье и передал ему подслушанный разговор. Бригадье составил тут же протокол и снова арестовал «секретаря», оказавшегося аптекарем из Страсбурга. Его доставили в полицейский суд, в тот же Бар-сюр-Об, и присудили к месячному тюремному заключению «за угрозы судье в общественном месте». После этого у «барона» были еще другие приключения, и деревня приняла свой обычный спокойный вид только после отъезда обоих незнакомцев.

Эта шпионская история имела комический финал. Но сколько трагедий, ужасных трагедий – создают эти негодяи! Сколько драгоценных жизней потеряно, сколько семейств, счастье которых разрушено, – и все для того, чтобы подобные мерзавцы могли жить в довольстве. Когда подумаешь о тысячах разъезжающих всюду шпионов, находящихся на содержании у всех правительств; о западнях, расставляемых ими неосторожным людям; о человеческих жизнях, кончающихся трагически благодаря им; когда вспомнишь о страданиях, рассеиваемых этими негодяями всюду на своем пути; о значительных суммах, издерживаемых на содержание этой гнусной армии, вербуемой среди отбросов общества; о пороках, прививаемых ими обществу вообще и в частности отдельным семьям; когда подумаешь обо всем этом, – нельзя не содрогнуться перед тем непомерным злом, которое идет от них. И эта армия состоит не только из господ, являющихся шпионами, политическими или военными. В Англии есть газеты, в особенности в курортах, столбцы которых наполнены объявлениями «сыскных агентов», берущихся собирать весь необходимый материал для разводов, выслеживающих мужей по поручению жен и жен по поручению мужей, проникающих в семьи, улавливающих глупцов и делающих все что угодно, лишь бы им платили. Люди скандализируются теми мерзостями системы шпионства, которые недавно раскрылись во Франции в высших военных сферах; но они не замечают, что и среди них, быть может в их же доме,