Я переглянулся с Джеем, тот беспомощно развел руками.

— Хороший вопрос. Ни для кого не секрет, зачем нужен Объединению этот корабль. Только давайте рассмотрим проблему с обеих сторон. Если стремление распространить влияние и власть Объединения на дальние планеты Солнечной системы влечет за собой благо для всего человечества, оправдать уничтожение «Единства» никак нельзя. В противном случае это акт самозащиты, вполне оправданный с точки зрения морали.

Девушка удовлетворенно кивнула.

— Тогда скажите, морально ли строить корабль, напрямую угрожающий интересам независимых государственных образований, в самом центре города, используя в качестве живого щита сотни тысяч ни в чем не повинных граждан?

— Извини, детка, это уже наводящий вопрос, — усмехнулся я. — Я возглавляю службу безопасности «На полпути» и политикой не занимаюсь.

— Никто не заставляет вас выступать публично, но вы же имеете право высказать собственное мнение в частной беседе, разве не так? — не отставала Мишель.

Тут я просто не выдержал и расхохотался. Даже Джей не удержался от улыбки.

— Пойми, крошка, стоит мне начать высказывать собственное мнение в частных беседах, я вылечу со службы с такой скоростью, что у тебя голова закружится. И у меня тоже. Вы мне лучше расскажите, ребята, какие у вас на завтра планы?

Джей с облегчением перевел дух. Похоже, сестренка и его здорово напрягла.

— С утра мы с Шель отправляемся на экскурсию. Хочу показать ей местные достопримечательности. А днем мы собирались полетать.

— Ты еще обещал провести меня на ретрансляционную станцию, — напомнила девушка.

Мои брови сами собой поползли вверх.

— На PC?! Что ты там потеряла, детка?

— В следующем семестре мне предстоит изучать курс контроля транспортных потоков Инфосети. А через станцию «На полпути» проходит более двух третей информационного трафика. — Мишель пожала плечами. — Всегда лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. По крайней мере развлекусь немного.

— Странные у тебя развлечения, малышка, — проворчал я. — Ты это серьезно?

— Еще как! — в один голос ответили брат и сестра; мне показалось, правда, что голос Джея прозвучал как-то уныло. Я посмотрел на него в упор, он потупился и чуть слышно сказал:

— Она Игрок, Нейл.

Меня как обухом по башке шарахнуло. С минуту я сидел, проглотив язык и растерянно переводя взгляд с одного на другую.

— Вы не шутите, ребятишки? — недоверчиво спросил я, немного овладев собой. — Ты имеешь в виду, парень, что твоя кузина умеет... как это называется, дай бог памяти... танцевать в Сети?

— Он имеет в виду, — холодно произнесла мадемуазель Аль-талома, — что я Игрок. Один из лучших в Системе.

Ну и штучка! Шестнадцать лет, а палец в рот не клади... Только я тоже не лыком шит.

— То есть у тебя и Образ зарегистрированный имеется, да? — опять прикинулся я дурачком.

Уверен, она просекла, что я не имя ее Образа узнать пытаюсь, а просто интересуюсь, есть ли он у нее в принципе, но слишком уж быстро и энергично она головой замотала.

— Не совсем так, мсье Корона. Я написала программу, разумеется, но пока воздерживаюсь запускать ее в Сеть. Слишком часто светиться, танцуя со своим Образом, — это тактическая ошибка. А те Игроки, которые занимаются этим, ради того чтобы развлечься или размяться, по-моему, просто идиоты.

Я изобразил недоумение:

— Не понимаю. Всегда считал, что главное назначение Образа— помогать создателю лучше ориентироваться и перемещаться в Инфосети. Не вижу ничего страшного в том, если он примелькается и станет легкоузнаваемым.

— Хорошо, попробую объяснить, в чем загвоздка, — вздохнула Мишель. — Вы ведь смотрите на досуге сенсабли?

— Конечно.

— Если вы поставите сенсабль, где играет Сельстрем, вы отличите его от другого актера, даже если на диске нет названия, имени режиссера и списка исполнителей главных ролей?

Пять минут назад я поставил бы десять к одному, что она не видела ни одного сенсабля с Сельстремом в главной роли.

— С первого взгляда.

— В созидающей Образ программе содержится порядка двадцати тысяч определяющих позиций, добрая половина которых отражает персональные вкусы автора. Еще никому не удавалось полностью удалить из Образа признаки собственной индивидуальности. Приведу самый известный пример. Трент Неуловимый создал свой первый Образ — Ральфа Мудрого и Могучего — в одиннадцать лет. В шестьдесят втором, во время Большой Беды, они потеряли друг друга. Лет шесть спустя в Сети появился новый Образ по имени Джонни Джонни. Ищейки из Департамента наблюдения за Инфосетью этот момент проворонили, а вот самые старые и опытные Игроки быстро смекнули, что программы для Джонни Джонни и Ральфа писал один и тот же человек. Хотя между одиннадцатилетним мальчиком и семнадцатилетним юношей дистанция огромного размера, наметанный глаз этих зубров Сети позволил им сразу отождествить оба Образа. Можно написать новую программу, можно написать десять новых программ, но рано или поздно тебя все равно опознают. Поэтому лучший способ сохранить инкогнито — это не мельтешить. Как только приобретаешь широкую известность, сразу утрачиваешь свободу маневра.

— Шель у меня умница, Нейл! — Джей аж напыжился от гордости.

Я неторопливо поднялся из-за стола, ощущая на себе вопросительный взгляд девушки, коротко поклонился и сказал:

— Мадемуазель Альталома, счастлив был познакомиться. Льщу себя надеждой еще раз увидеться с вами до вашего отъезда.

Малютка закусила губу, картинно взмахнула ресницами и скромно потупила глазки. Могу себе представить, сколько часов она провела перед зеркалом, репетируя этот трюк! Но меня на мякине не проведешь, и я успел заметить пляшущих в глубине ее зрачков веселых чертиков. Чуть привстав, она чинно просюсюкала:

— Благодарю вас, мсье Корона. Мне тоже было очень приятно.

Я снял со спинки кресла свой гермокостюм, отмахнулся от официанта, возжелавшего помочь мне его напялить, и кивнул на прощание:

— Спокойной ночи, ребятки. Увидимся на службе, Джей.

— Спокойной ночи, Нейл.

— Спокойной ночи, мсье Корона, — нежно и очень тихо, почти шепотом, проворковала Мишель.

Уже на подлете к дому до меня дошло наконец, кого напоминает мне очаровательная кузина Джея.

Танни.

Танни, озарившую собой мое последнее лето в родном городе.

Потом я записался в морскую пехоту и вспоминал о ней все реже и реже. А последние лет пятнадцать вообще не вспоминал.

Ей тоже было шестнадцать.

Даже не знаю, почему воспоминание о ней нагнало на меня такую тоску. Быть может, по той причине, что после Танни в моей жизни больше не было ничего, что казалось столь же незыблемым и постоянным, как наша любовь?