Казалось бы, все ясно, как в гегелевской теории. Однако Бальзак без всякого перехода продолжает:

После чего Бальзак излагает свою науку брака. Однако мы скоро замечаем, что главной целью для мужа должна быть не любовь жены, а ее верность, и для того чтобы оградить свою честь, муж должен постоянно указывать жене на ее слабости, препятствовать ее культурному развитию, держать в состоянии морального отупения. И это называется любовью? Основной смысл этих туманных и бессвязных рассуждений сводится, по-видимому, к тому, что мужчина, используя свое право выбирать жену и удовлетворяя с ней свои потребности, должен вносить в отношения с ней как можно меньше индивидуального. Именно в этом Бальзак видит залог верности жены. В то же время муж, используя определенные приемы, должен пробудить любовь жены. Но если мужчина женится ради собственности и потомства, можно ли его назвать действительно влюбленным? А если он не влюблен, то откуда возьмется всепобеждающая страсть, в ответ на которую вспыхнет страсть жены? Неужели Бальзаку действительно неизвестно, что неразделенная любовь не только не вызывает ответных чувств, но докучает и вызывает отвращение? Все его лицемерие ясно видно в его программных «Воспоминаниях двух юных жен», «идейном» эпистолярном романе. Луиза де Шалье хочет строить супружеские отношения на любви; в результате она в порыве страсти убивает своего первого мужа и умирает от чрезмерной ревности ко второму. Рене де л’Эсторад пожертвовала своими чувствами ради благоразумия. В награду она обретает материнские радости и создает прочное семейное счастье. Непонятно, во-первых, в силу какого проклятия – если, конечно, это не воля самого автора – влюбленная и страстно желающая насладиться радостями материнства Луиза их лишена: любовь никогда не мешала зачатию. Во-вторых, невозможно отделаться от мысли о том, что радость, с которой Рене принимает объятия супруга, свидетельствует о ее «лицемерии», за которое Стендаль так ненавидел «порядочных женщин». Вот как Бальзак описывает ее первую брачную ночь; Рене пишет своей подруге:

Это прекрасное чудо, по-видимому, повторялось не слишком часто, поскольку в следующих письмах Рене жалуется: «Раньше я была человеком, а теперь я вещь!»; после ночей «супружеской любви» она утешается, читая Бональда. Хотелось бы по крайней мере знать, с помощью какой уловки в самый трудный момент, момент приобщения женщины к сексуальной жизни, муж превратился в чудодея. Рецепты, которые Бальзак дает в «Физиологии брака», либо слишком общи: «Ни в коем случае не начинайте супружескую жизнь с насилия над женой», либо туманны: «Уметь улавливать малейшие оттенки наслаждения, углублять, обновлять и разнообразить их – вот в чем состоит гений мужа». Впрочем, он тут же замечает, что «если муж и жена не любят друг друга, гений этот – не что иное, как распутство». Но ведь Рене как раз не любит Луи; да и откуда у Луи, если он действительно таков, каким его описал автор, возьмется этот «гений»? На деле Бальзак цинично уклонился от решения проблемы. Он недооценил тот факт, что нейтральных чувств не существует, что отсутствие любви, принуждение и скука чаще вызывают отнюдь не нежную дружбу, а озлобление, нетерпение и враждебность. В «Лилии долины» он более искренен, и потому судьба несчастной мадам де Морсоф куда менее поучительна.

Примирить брак и любовь – это целый подвиг, требующий не более и не менее как божественного вмешательства, – к такому выводу после сложных обходных маневров приходит Кьёркегор. Он с удовольствием разоблачает парадокс брака:

Иными словами, любовь не означает брака и весьма трудно понять, как любовь может стать долгом. Однако Кьёркегора этот парадокс не пугает: весь его очерк о браке написан ради прояснения этой тайны. В самом деле, соглашается он,