Таким образом, длинное белое здание являло миру глухую стену – свое лицо, столь же непроницаемое, как и у инквизиторов, трудившихся в замке не покладая рук для утверждения чистоты веры. Широкий портал в готическом стиле закрывался двойными массивными воротами из дерева с рельефными железными украшениями. Над порталом был укреплен щит с изображенным на нем зеленым крестом святой инквизиции – два грубо срубленных сука, на которых еще остались веточки с набухшими почками, а под ним девиз: «Exsurge Domine et judica causam tuam»[75]. В одной створке массивных ворот была прорезана маленькая дверь, в другой – на уровне человеческого роста – зарешеченное отверстие с небольшим ставнем. Через главный вход в готическом стиле вы попадали в облицованный камнем зал; деревянная лестница справа вела на второй этаж. Тут же, справа, из дальнего угла зала уходил в никуда вымощенный плитами и похожий на туннель коридор. В начале его каменные ступени слева вели в подземелье, где помещались погреба и темницы. Через вторые ворота с обрешеткой наверху был виден залитый солнцем внутренний дворик, вокруг которого располагался замок, – зеленые кусты, цветы, виноградные лозы на шпалерах, поддерживаемых гранитными колоннами, фиговое дерево у кирпичной стены. А дальше взор приковывал тонкий мавританский ажур крытой аркады. Там, читая молитвы, медленно расхаживали парами монахи-доминиканцы в черно-белом облачении. Из дальней часовни доносился запах ладана и воска. Казалось, что здесь царит всеобъемлющий мир и покой.

Не один злосчастный иудей, заблудший мавр, христианин, подозреваемый в ереси, доставленный сюда служителями инквизиции, чувствовал, как уходит страх, а взамен появляется уверенность, что в таком месте с ним ничего плохого не случится. Первое впечатление подкреплялось доброжелательным отношением судей.

Такая доброжелательность приятно удивила леди Маргарет наутро после прибытия в Толедо. Ее привели из убогой камеры, где были стол, стул и соломенный тюфяк и где Маргарет провела, кипя от возмущения, страшную бессонную ночь.

Стражи, два мирских брата-доминиканца, провели ее в маленькую комнату, где уже ждали судьи. Окна комнаты выходили в сад, но были расположены так высоко, что, пропуская массу воздуха и света, не давали никакого обзора.

В этой казенной комнате с белеными стенами заседал духовный суд, призванный провести расследование по ее делу. За длинным сосновым столом с распятием и Евангелием в кожаном переплете меж двух высоких свечей сидели в сутанах с капюшонами трое: председательствующий фрай Хуан де Арренсуэло, по правую руку от него – священник епархии, по левую – помощник прокурора. Сбоку, судя по перьям, дощечкам и чернильнице, – нотариус трибунала, а рядом с ним – человек, не входивший в состав суда и даже по существующим правилам не должный присутствовать на заседании. Это был доносчик, фрай Луис Сальседо, допущенный к участию в заседании отчасти из-за особого характера дела, когда сокрытие личности доносчика не имело смысла, отчасти из-за прекрасного знания им языка обвиняемой, что делало его присутствие в суде необходимым.

Деревянная скамья у стены и табуретка возле стола довершали унылую обстановку.

Доставленная охранниками леди Маргарет разительно отличалась от раболепных, панически испуганных пленников, обычно представавших перед трибуналом. Она держалась гордо, почти высокомерно – твердая походка, высоко поднятая голова, морщинка досады, неудовольствия, чуть ли не угрозы, меж красивых бровей. Так важная леди взирает нахмурившись на мелких чиновников, чинящих ей помехи.

И ее красота, непривычная в здешних краях, сама по себе могла взволновать этих аскетов. На Маргарет было все то же темно-красное бархатное платье с узкими фижмами, не скрывавшими гибкой стройности ее тела. Низко вырезанный корсаж открывал снежной белизны шею. Прелестное утонченное лицо было бледно: усталость и напряжение стерли нежные краски. Но бледность лишь оттеняла чистоту и девственность. Решительная линия рта подчеркивала достоинство и добродетель; ясный и твердый взгляд голубых глаз свидетельствовал о чистой совести и присущей ей гордости.

Инквизиторы молча смотрели на приближавшуюся Маргарет. Потом они опустили прикрытые капюшонами головы. Возможно, величавость, спокойствие, красота, веяние чистоты и достоинства, исходившие от Маргарет, вызвали у них опасение: как бы не проявить слабость в исполнении своего сурового долга, созерцая эти внешне приятные и зачастую обманчивые черты. Лишь фрай Луис, сидевший с непокрытой головой, смотрел на нее в упор, и в его мрачных, глубоко посаженных глазах застыл немой вопрос. Он задавался им снова и снова, ведь ему предстояло объяснить трибуналу, как ловко и хитро Сатана вооружает своих слуг.

Охранники сделали ей знак остановиться. Фрай Хуан что-то быстро сказал по-испански, один из охранников наклонился, поставил перед столом табурет и указал на него Маргарет. Она вопросительно взглянула на инквизитора, и тот кивнул. Маргарет опустилась на табурет, положив на колени руки.

Фрай Хуан подал знак, и охранники отошли в сторону. Он слегка наклонился вперед, внимательно разглядывая Маргарет. Свет, отраженный от белых стен, освещал его затененное капюшоном лицо. Худой, бледный, темноглазый, с грустным добродушным ртом, председатель суда казался мягким, милостивым человеком. Он говорил низким ровным голосом, мягким и вкрадчивым тоном, внушавшим доверие и даже симпатию. Голос соответствовал внешности и был на редкость благозвучным. Не доверять человеку с таким голосом, бояться его было просто невозможно: он был тверд, но порой в нем звучала почти женская нежность. Священник епархии был пониже ростом, румяный, с веселым огоньком в глазах и насмешливым ртом. Помощник прокурора, жесткий, с идущими от носа резкими складками и отвислыми щеками, походил на бульдога.

Инквизитор обратился к Маргарет по-английски. Он говорил правильно, хоть и несколько неуверенно. Его назначение председателем суда и объяснялось тем, что он владел английским. Сначала фрай Хуан поинтересовался, знает ли она испанский или французский. Получив отрицательный ответ, инквизитор вздохнул.

– Тогда я постараюсь говорить с вами на вашем родном языке. В крайнем случае мне поможет фрай Луис Сальседо.

Так мог беседовать с Маргарет врач, к которому она обратилась за консультацией по поводу своего здоровья, или мавританский купец, надеявшийся уговорить ее сделать у него покупки. Инквизитор тем временем спрашивал, выполняя необходимые формальности, ее фамилию, возраст, место обитания. Нотариус с помощью фрая Луиса тотчас заносил эти сведения в протокол.

– Мы располагаем данными, что вас, к сожалению, воспитали в лютеранской ереси, – продолжал инквизитор. – Вы это признаете?

Она слегка улыбнулась, и это очень удивило членов трибунала: им было непривычно наблюдать улыбку на лице обвиняемого, особенно после вопроса, инкриминирующего преступление.

– Мне представляется, сэр, что мое признание или отрицание этого факта не имеет к вам никакого отношения.

Фрай Хуан на мгновение оторопел.