Д и о г е н. Жив Платон.

Г и п п а р х и я. Платон холоден и далек, как звезда. Ему я не могла бы сказать: позволь прийти к тебе и научи меня!

Д и о г е н. Женщине мудрость ни к чему. Женщина должна уметь приготовить вкусную еду, свежую постель и ночь любви.

Г и п п а р х и я. Если женщины не научатся быть мудрыми, они научатся быть рабынями. И они станут рабынями, статуями, предметами, женщинами-постелью, женщинами-напитками, женщинами-домами, женщинами-деревьями…

Д и о г е н (улыбаясь). А ты чем была бы?

Г и п п а р х и я. Женщиной — сухой веткой. (Продолжает как ни в чем не бывало.) И раз уж Сократ давно умер, я прошу тебя: научи меня.

Д и о г е н (с нежностью). Иди домой!

Г и п п а р х и я. Научи меня понимать человеческую душу, думать, любить.

Д и о г е н. О любви не может быть и речи.

Г и п п а р х и я. О любви всегда идет речь.

Д и о г е н. Об этом я ничего не знаю, и этому научить невозможно. Только Платон полагает, будто любви можно научиться. Не будь он другом Сократа, я плюнул бы ему прямо в лоб… в этот широкий и гладкий лоб, за которым скрывается самая невероятная ложь… (Сердится.) Платону надо бы писать стихи, а не заниматься философией! В поэзии еще можно солгать…

Г и п п а р х и я (тоном ученицы). А в философии лгать нельзя?

Д и о г е н. Нет. Философия должна отталкиваться от истины.

Г и п п а р х и я. А что выше истины?

Д и о г е н. Мечта.

Г и п п а р х и я. Разве Платон не мечтает?

Д и о г е н (раздраженный, что они так много говорят о Платоне). О чем может мечтать тот, кто живет припеваючи во дворце Дионисия{114}, в Сиракузах, вкушая самые изысканные яства и не зная забот, будто царский сын?

Г и п п а р х и я. Может, ты несправедлив к нему?

Д и о г е н. К тем, кто живет во дворцах и при этом разглагольствует об истине и благе людей, нельзя быть несправедливым.

Г и п п а р х и я. Мне нравятся страстные люди.

Д и о г е н (равнодушно). Я рад.

Г и п п а р х и я (сухо). Но я не люблю несправедливых.

Д и о г е н. Порой именно страсть рождает несправедливость.

Г и п п а р х и я. А порой — любовь. (Смотрит на него широко открытыми, ясными, сияющими глазами.)

Д и о г е н. Гиппархия, прекратим эту игру! Ты красива и слишком умна для женщины. Чего ты хочешь?

Г и п п а р х и я. Помоги мне стать свободной.

Д и о г е н. Тот, кто хочет стать свободным, не просит помощи у другого.

Г и п п а р х и я. А если он сам не знает…

Д и о г е н. Если не знает, значит, и не достоин быть свободным. Значит, он родился, чтобы быть рабом, или женой, или сухой веткой.

Г и п п а р х и я (без тени огорчения). Если свобода состоит в том, чтобы унижать других, убивать в них самые сокровенные надежды, выказывать свою ненависть к людям, по-моему, лучше быть рабом. Твоя свобода заслуживает лишь сожаления. (Хочет уйти.)

Д и о г е н. Постой!

Гиппархия останавливается.

Ты пришла ко мне, чтобы я тебя учил или чтобы ты меня учила?

Г и п п а р х и я. Чтобы ты научил меня тому, чего не знаю я, а я тебя — тому, чего ты не знаешь.

Д и о г е н. Это похоже на наглость.

Г и п п а р х и я. А твои слова не похожи на ответ философа.

Д и о г е н (яростно чешет бороду, будто его одолели блохи). Ну и что ж, что не похожи? (Чешется, кривится, морщится, будучи не в силах перенести поражение в споре.) Ты заслуживаешь ответа, который больно тебя заденет.

Г и п п а р х и я (полна решимости, холодно). Ты дашь его сейчас или после моего ухода?

Д и о г е н (поднимается и подходит к ней). Не уходи!

Гиппархия смотрит на него как на диковинку. Начинает смеяться.

Я знаю. В эту минуту я похож на жалкого шута. В первый раз я прошу кого-то не уходить… (Качает головой, как бы упрекая себя.) Я отправился искать человека, а по дороге меня остановила женщина.

Г и п п а р х и я. Ты уверен, что именно это ты ищешь?

Д и о г е н. Теперь уже не уверен.

Г и п п а р х и я. Говоришь, чтобы я осталась…

Д и о г е н. Но всей душой хочу, чтобы ты ушла. С тобой никогда такого не случалось: желаешь одного, а говоришь противоположное?

Г и п п а р х и я (искренне). Нет. (Протягивая ему руку.) Диоген, я освобожу тебя от одиночества.

Д и о г е н (горько усмехаясь). Ты освободишь меня от свободы. (Садится на землю возле бочки.)

Г и п п а р х и я (садясь рядом с ним). Диоген, нельзя жить так, как ты хочешь. Если бы боги создали человека для одиночества…

Д и о г е н (шутливо). Они не создали бы женщину.

Г и п п а р х и я (очень серьезно). Они бы создали одного-единственного человека.

Д и о г е н. В том и есть их ошибка. В тот день, когда людей стало двое, ни один из них уже не мог быть свободным.

Г и п п а р х и я. Потому что ты считаешь: быть свободным — это значит ненавидеть.

Д и о г е н. А ты как думаешь?

Г и п п а р х и я. Я думаю, люди были созданы для любви. Потому их и было двое.

Д и о г е н. Если эти двое были созданы для любви, то почему один стал хозяином, а другой — рабом? Почему один получил хлыст, а другой — цепь?

Г и п п а р х и я. Не знаю. Я для того и пришла к тебе, чтобы ты меня научил. А что получил ты?

Д и о г е н. Ничего. Это символ того, что я человек свободный.

Г и п п а р х и я. Дай мне руку, Диоген! (Прижимается щекой к к его большой ладони.) Разрешаю тебе погладить меня.

Д и о г е н (улыбаясь). Ты первая женщина, которая позволяет себя погладить без всякой просьбы с моей стороны. (Гладит ее щеку.)

Г и п п а р х и я. Знаешь, когда я тебя полюбила? (Целует его ладонь.)

Д и о г е н (вздрагивая). Какую еще глупость ты собираешься сказать?

Г и п п а р х и я (не слушая его). Задолго до того, как познакомилась с тобой; когда я была маленькой и ожидала на берегу моря корабли с Делоса; когда отец подарил мне этот золотой браслет и я хотела, чтобы все его видели — ведь это означало, что я уже большая; когда я до крови кусала себе губы из-за каждого обидного слова, сказанного мне матерью, и никто не мог меня защитить, погладить по щеке; когда я целовала себе руки и плакала, что это мои руки, а не чужие.

Д и о г е н (явно смущенный излияниями девушки). Я думаю, тебе пора возвращаться домой.

Г и п п а р х и я (все еще не слыша его). Теперь я знаю, что это тебя я ждала на берегу моря, а руки, которые я целовала, были твоими. И еще я знаю, что никогда от тебя не уйду.

Д и о г е н. Ты ребенок, Гиппархия, и когда опомнишься…

Г и п п а р х и я (перебивает его). Я — старуха, а ты — посох, на который я опираюсь, одежда, которая защищает меня от дождя и холода, от палящих лучей солнца и любопытных взглядов людей. Ты — моя добрая судьба.

Д и о г е н. Вот где начало всех бедствий: люди воспринимают все, что с ними происходит, как свою добрую или злую судьбу, не сознавая, что судьбы могут переплетаться между собой. Ты думаешь, что всегда любила меня, что я твоя судьба, потому что случай свел нас сегодня, а я не сумел