— Для меня это было непростым решением, — сказала она напоследок. — Мне не нужно напоминать вам, сколько крови, пота и слез ушло на то, чтобы сделать эту компанию такой, какой она есть сегодня. И не только моих, — добавила она, скромно улыбнувшись под одобрительный понимающий шепот. — В результате мне пришлось пожертвовать другим. Теперь, думаю, наступило время ответить на вопрос, который, несомненно, многие из вас не раз задавали себе: есть ли у нее какая-то жизнь помимо этой работы? — Вновь прокатилась волна понимающего шепота. — По меньшей мере сейчас я искренне на это надеюсь.

Это был редкий момент откровений их босса, и последовавший за ее словами тихий смех нес в себе оттенок беспокойства, как будто все окружающие вдруг узнали о существовании трещинки в самом фундаменте здания компании. Даже те из ее сотрудников, кто был к ней ближе остальных (за исключением, возможно, лишь Хэнка Вайнтрауба), никогда раньше не слышали, чтобы Абигейл высказывала сомнения или как-то демонстрировала свое сожаление о решениях, которые она принимала до сих пор. Но если этот новый шаг и был беспрецедентным, нельзя сказать, что он стал настолько же неожиданным. Многие, конечно, заметили едва различимые перемены, которые произошли с Абигейл за последние месяцы. Она стала более терпимой и менее подверженной приступам раздражения. Одним словом, она стала более славной. Если слово «славный» применимо к их генеральному директору (теперь уже бывшему), которая временами была настоящим «близнецом-злодеем» своего умилительного публичного образа.

— Все прошло хорошо, как ты считаешь? — спросила Эллен, когда совещание закончилось и все разбежались по своим кабинетам.

Абигейл обратила внимание, что та была одета не совсем в соответствии с событием, в простой темный, почти черный брючный костюм без всяких украшений, за исключением пары золотых сережек в ушах. Нужно было знать Эллен: она, видимо, сделала это умышленно, чтобы не затмевать Абигейл в ее последний час у руля компании и не вызвать разнотолков среди руководителей, привлекая к себе слишком много внимания. Миниатюрная фигурка Эллен и россыпь веснушек на ее курносом носике могли кого-то и обмануть, вызвав несерьезное отношение к ней, но Абигейл знала, какая это толковая женщина. Она не сомневалась, что сделала правильный выбор и что новый генеральный директор «Абигейл Армстронг Инкорпорейтед» будет ее достойной преемницей.

— Если ты имеешь в виду, что никто из них не встал и не начал хлопать, то да, думаю, все прошло хорошо, — ответила Абигейл, не скрывая иронии.

Эллен никогда не узнает, как она трепетала перед тем, как объявить о своем уходе. Но теперь, когда все уже было позади, Абигейл чувствовала странное облегчение. Она подумала, что подобные ощущения, вероятно, возникают у человека, когда он прыгает в воду со скалы, понимая, что передумать уже слишком поздно.

Кроме того, это вполне могло оказаться ее спасением. Не так давно Абигейл вдруг поняла, что после не прекращающейся ни на минуту десятилетней гонки на скорости девяносто миль в час жизненный горизонт уже не кажется таким бескрайним. Она была еще молода, но через десять лет ей будет пятьдесят два, то есть она официально превратится в даму среднего возраста. А судя по тому, что последние годы пролетели так, что она и глазом не успела моргнуть, это было не такой уж отдаленной перспективой. В конце концов, сколько лет здоровой жизни и относительной молодости ей осталось? По большому счету, она упустила свой шанс в отношении собственной дочери. Время, когда она могла стать мамашей, занимающейся только своим ребенком, для нее прошло; после того как осенью Феба уедет учиться в колледж Вандербильта, Абигейл будет видеть ее только во время каникул. Но у нее по-прежнему оставалась возможность, причем вполне осуществимая, пожить для себя, то есть окунуться в жизнь, которая совершенно не связана с ее работой. Если, конечно, она еще не забыла, что это такое.

«Ты приспособишься», — говорила себе Абигейл. И все же после долгих лет упорного продвижения вверх по карьерной лестнице ей было странно и боязно идти на понижение, даже всего на несколько ступеней.

— Честно говоря, я уже не помню, когда у меня было свободное время, о котором имело бы смысл говорить, — призналась она. — Так что я не уверена, смогу ли правильно распорядиться им.

— Тебе нельзя сидеть без дела, это я тебе точно могу сказать. — Эллен с улыбкой покачала головой. Главное, что предстояло сделать Эллен в ближайшие месяцы, это проследить, чтобы ее бывший босс не вздумала неофициально просочиться назад, в кресло генерального директора. Потому что сама Абигейл не сомневалась, что может наступить момент, когда она вновь почувствует горячее желание вернуться, чтобы снова перевернуть все вверх дном. — Тебе нужно поехать в путешествие, — предложила Эллен. — Когда ты в последний раз была где-нибудь не по делам бизнеса?

— У меня скоро поездка в Мексику, — напомнила ей Абигейл.

— Правильно. Как там идет подготовка?

Лицо Абигейл просветлело.

— Веришь или нет — это кажется настоящим чудом, учитывая все те преграды, которые нам пришлось преодолеть, — но, похоже, мы действительно сможем открыться в соответствии с графиком.

Она имела в виду бесплатную больницу в Лас-Крусес, построенную частично на деньги от продажи Роуз-Хилла. Кент со свойственной ему щедростью внес в проект значительную часть своей доли от их имения. Да и как могло быть иначе? Такой повод как нельзя лучше соответствовал его жизненной позиции. Возможно, причина того, что с возведением больницы было намного меньше головной боли, чем с фабрикой, состояла в том, что для нее этот проект стал любимым делом, ее детищем. Более того, одно время это было единственным, что не давало Абигейл впасть в отчаяние, когда она оказалась между двух огней — своим разводом и тяжелым испытанием с Фебой. Когда Абигейл думала о том, что значит эта больница для людей в Лас-Крусес, она радовалась всей душой и испытывала чувство удовлетворения. Это не вернет дочь Консепсьон, но зато спасет другие жизни. К тому же название больницы — Milagros Sánchez Clínica de Medicina, «Медицинская клиника имени Милагрос Санчес», — было весьма символичным.

Оставшись в своем кабинете одна, Абигейл просто сидела, бесцельно глядя в окно, вместо того чтобы заниматься бумагами на столе, как это было прежде. Она не думала о тех вещах, которыми собиралась заняться в ближайшие месяцы и на которые в прошлом у нее никогда не хватало времени. В этот момент ее мысли были направлены на лежавшие в ящике стола у нее дома почтовые открытки, пришедшие из всяких экзотических мест. Самая последняя прилетела из Исландии (это был снимок вестибюля в одном отеле в Рейкьявике, который выглядел настолько ухоженно и современно, что вполне мог бы находиться где-нибудь в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе), где Вон и его команда сейчас отдыхали, восстанавливая силы после съемок документального фильма о далеких островах Северной Атлантики.

Он писал в своей обычной краткой манере, в стиле хокку: «Не знаю, смогу ли когда-нибудь снова отогреться, но сейчас светит солнце, и я чувствую себя хорошо. Единственное, чего мне не хватает, это тебя. Люблю, В.»