— Нет, — тряхнула головой Бэртрада, так что даже ее кудри выбились из сетки. — Я поеду в мой Гронвуд!

Я рассердился.

— Что же, в добрый путь. Но ни один из моих людей не станет вас сопровождать.

Зря я надеялся ее удержать. В ответ графиня прошипела, что ей достаточно и одного грума. Пусть едет — дороги нынче вновь стали безопасны. К тому же у меня не было ни малейшего сомнения, что завтра она снова окажется в аббатстве.

Я не ошибся. Еще не отошла вечерняя служба, как доложили, что Бэртрада вернулась в Бери-Сент. И какой же тихой и подавленной была эта гордячка. Сидела за станком с растянутым вышиванием, но не работала. Ее руки слабо и безнадежно свисали с рамы станка.

— Помогите мне, отче… — тихо произнесла она. — Я не знаю, как быть.

Советы — это по моей части. Я уже начал было прикидывать, куда и к кому первым делом ей надлежит обратиться с жалобой и требованием о восстановлении справедливости, но для начала следовало выяснить, что же, собственно, произошло в Гронвуде.

Но там ничего особенного не случилось. Бэртраде даже не удалось повидаться с супругом.

— Его не было в Гронвуде, — начала она. — Он отправился взглянуть, как идут работы на строительстве новой церкви Святого Дунстана. Об этом мне сообщили у первого моста перед барбиканом [93]. Да так, будто рассчитывали, что я тут же поверну лошадь. Но я проехала не останавливаясь, а эти люди глазели на меня так, будто я приехала голой. Жаль, что при мне не было свиты — уж я бы им показала, как подобает встречать хозяйку!

«Хвала святому Эдмунду, что вразумил меня не давать ей людей», — подумал я.

Графиня продолжала:

— У самого донжона я спешилась, бросила груму поводья и стала подниматься по лестнице. И кого же я обнаружила, едва ступив в зал? Гиту Вейк! Она восседала на почетном месте госпожи, отдавая распоряжения. Причем с таким видом, словно ее не валяли в грязи и не насиловали, как грязную потаскуху, все, кому не лень. Ох, святой отец, видели бы вы, как она держалась — точно венценосная особа. И это платье!.. Эдгар никогда не дарил мне таких нарядов. Ткань отражала свет, будто сотканная из текучей стали… О, как же я возненавидела ее в тот миг!

— И?..

— Я хотела войти в зал и указать ей ее место, то есть велеть убираться вон. Но меня удержали. Тот самый крестоносец, я узнала его.

— Каков он из себя? — спросил я.

— Он? Хорош собой.

Видимо, и впрямь недурен, если даже в таком состоянии леди Бэртрада запомнила это.

— Он появился совершенно неожиданно и, взяв меня под руку, увлек в боковой проход. Признаюсь, отче, я поначалу так испугалась, что слова не могла вымолвить, — ведь я видела его там, возле охотничьего домика. Однако в Гронвуде он повел себя неожиданно учтиво. Галантно поклонившись, он произнес: «Думаю, не ошибусь, предположив, что вы и есть Бэртрада Норфолкская», и мне сразу же не понравился странный блеск в его жгучих черных глазах. «Я узнал вас, — продолжал он, — как узнал и ваши косы. Увы, даже ярко-оранжевая накидка, что была на вас в тот вечер на острове, не смогла скрыть их прелести». При этих словах у меня подкосились ноги, но он поддержал меня и усадил на выступ стены в амбразуре. «Вот-вот, посидите немного, соберитесь с духом и незаметно уезжайте. Так будет для всех лучше».

И я смотрела на него как завороженная. Он не мог, не мог узнать меня той ночью — ведь я была в маске и в мужской одежде, а мои косы были спрятаны под капюшоном. Но по какому праву он требовал, чтобы я покинула собственный замок? Об этом я и спросила крестоносца, и то, что он ответил, оказалось худшим из всего, что я могла вообразить. Оказывается, этот мерзавец, мой супруг, отписал Гронвуд… своей шлюхе. Сделка была проведена по всем правилам — в присутствии шерифа, лорда д’Обиньи и епископа Тэтфордского. И теперь лучший замок во всем Дэнло принадлежит Гите Вейк! Она и в самом деле могла указать мне на дверь и даже велеть слугам выгнать меня прочь.

Ну и дела! Отписать такую цитадель, как Гронвуд, любовнице… Такое даже вообразить невозможно. Просто так замками не разбрасываются. Тогда что это — желание вознаградить Гиту после случившегося или стремление защитить ее от коварства Бэртрады? Но, сдается мне, Эдгар уверен в том, что его союз с Гитой Вейк — навсегда, ибо, сделав ее госпожой и владелицей Гронвуда, он оставил замок своей главной резиденцией в Норфолке. К тому же эта сделка узаконивает имущественную сторону их связи. Ловко, весьма ловко…

— И как вы поступили, дитя мое?

— А что мне оставалось делать? Я попросила рыцаря проводить меня.

Похоже, сей крестоносец и впрямь ей приглянулся. Не удивлюсь, если в причудливой головке графини тут же возник план очаровать сэра Гая и переманить его на свою сторону. Но это лишь мои соображения. Вслух же я спросил, что ответил ей крестоносец.

— Он сказал: «Простите, миледи, но люди, пригласившие меня погостить, могут неверно истолковать такой шаг». Тогда я вскричала: «Неужели, сэр, вы откажетесь проводить даму в пору, когда уже сгустились сумерки?» «Ночь — ваше время, — сказал он на это. — Ступайте, миледи, и благодарите Бога, что не встретились с графом Норфолком!» При этом он неожиданно коснулся моих кос и заметил: «Прекрасные волосы. Редко встретишь такое великолепие, и поэтому их трудно спутать с иными. Даже если видел только однажды в сумраке ночи и отблесках пожара. Уезжайте из Гронвуда, миледи, и будьте благоразумны хотя бы ради вашей сестры Матильды».

При чем тут императрица? С какой стати этот крестоносец упомянул о ней? Смутное подозрение зародилось во мне, но в тот миг мне было не до этого. Не теряя времени, я принялся убеждать графиню, что ей и впрямь следует уехать. И направиться прямиком к отцу в Нормандию. Или даже в Рим к Папе. Ибо чем скорее она уедет, тем быстрее я начну подготовку к приезду королевы Аделизы. Ведь если Эдгар и его люди догадываются о причастности графини, мне небезопасно оказывать ей покровительство.

Бэртрада резко выпрямилась.

— Уж не гоните ли вы меня отсюда, святой отец?

Я тут же отступил. Не стоит перегибать палку. Как-никак она — дочь Генриха Боклерка.

— И значит, вы поможете мне отомстить?

— Разумеется, дитя мое. И всем сердцем надеюсь, что Бог поможет нам в этом.

* * *

Всевышний не заставил долго ждать.

Я понял это уже на другой день, когда во время мессы обнаружил в толпе прихожан Хорсу из Фелинга.

Был день святого Льва [94], и в соборе собралось много народу. Но Хорсу я сразу выделил из толпы. Рослый, статный, в меховой накидке, с длинными волосами, зачесанными назад и оставлявшими открытым высокий лоб с залысинами, — Хорса выглядел внушительно и сурово. Само его появление в Бери-Сент-Эдмундсе было необычным. Он не принадлежал к здешнему приходу, не был добрым христианином, вдобавок я почитал его своим недругом, ибо не забыл, как он повел себя во время мятежа в Тауэр-Вейк. Впрочем, Хорса был врагом и Эдгару Армстронгу.