стену. Буря немного угомонилась, и на небе висел белый огрызок луны, маняще покачиваясь между мохнатыми тучами, точно билет в вечность, выпавший из рук билетера.

Смерть, шагнув сквозь стену, оказался рядом с Флемом.

— А ты вот скажи, — спросил его герцог, — если я и вправду жив, чего ты здесь околачиваешься?

Вскочив на уступ стены, герцог поправил простыню на груди. Ветер играл полами его тоги.

— Я ЖДУ.

— Ты будешь ждать вечно, костлявое чучело! — горделиво вскричал герцог. — Я стану своим в мире теней, раздобуду себе цепи… Я…

Герцог отвел ногу, пошатнулся, потерял равновесие, упал на стену и покатился в сторону пропасти. Одно мгновение еще была видна его правая рука, безуспешно цепляющаяся за трещины в кладке, но затем исчезла и она.

По идее Смерть способен находиться одновременно во всех частях Диска сразу. Да, в миг падения герцога он стоял на вершине крепостной стены и задумчиво колупал костлявыми пальцами несуществующие частицы мерцающего металла на лезвии косы. Но вместе с тем он уже очутился по пояс в пене, меж оскалившимися скалами Ланкрского ущелья. Его известковый взор пробежался по руслу потока и резко затормозил там, где над насыпью угловатой гальки пенились яростные волны.

Спустя мгновение герцог сел, разглядывая пролетающие сквозь его тело пенящиеся брызги.

— Тихими ночами я буду бродить по коридорам, — пообещал он. — И шептать под дверями. — Голос его становился все тише, теряясь в несмолкающем рычании Ланкра. — Плетеные кресла будут тревожно скрипеть под моей невесомой рукой. Вот увидишь!

Смерть удовлетворенно осклабился:

— ДА ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ?!

Начал накрапывать дождик.

Овцепикские ливни издревле славятся своей всепроникающей мокростью. В сравнении с ними обычный равнинный дождь — засуха и изжога. Остервенело хлеща по крыше Ланкрского замка, овцепикский ливень ухитрился просочиться сквозь черепицу и теперь с чувством глубокого удовлетворения наполнял Большую залу теплой, неуютной влажностью.

Сама зала вместила в себя добрую половину населения Ланкра. Рокот ливня даже заглушил постоянный вой бешеной реки. Сцена была залита водой. Декорации размывало, разноцветные ручейки бежали по доскам, а одна из кулис, сорвавшись с карниза, со скорбным видом валялась в глубокой луже.

Обращение матушки Ветровоск к жителям Ланкра близилось к завершению.

— Про корону не забудь, — шепнула ей нянюшка.

— Да, корона… — встрепенулась матушка. — Как вы уже могли заметить, она заслуженно венчает его голову. Мы спрятали ее среди других корон, которыми актеры играют в театр, потому что рассудили, что искать ее там никто не будет.

Если не верите, что она настоящая, можете сами убедиться — корона сидит на нашем короле как влитая.

Если публика и впрямь пришла к убеждению, что корона сидит на голове Томджона как влитая, то только благодаря невероятной силе убеждения, которой обладала матушка. Сам Томджон так не считал, ибо чувствовал, что только его уши мешают короне превратиться в своего рода нашейное украшение.

— Представьте себе, что он почувствовал, когда надел эту корону в первый раз, — продолжала матушка. — Думаю, он пережил нечто странное, экстрасенсорное.

— Вообще-то… — начал было Томджон, но никто и не подумал прислушаться к его мнению.

Юноша передернул плечами и нагнулся к гному, который все так же что-то яростно строчил:

— Слушай, Хьюл, а «экстрасенсорное» — это то же самое, что и «неудобное»?

Гном смерил его непонимающим взором:

— Что?

— Я спрашиваю, «экстрасенсорное» — это все равно что «неудобное»?

— А… Гм. Нет. Думаю, нет.

— Тогда что же это значит?

— По-моему, так называют нечто круглое и продолговатое. Но я не уверен. — Заветные листочки со сценарием притягивали взгляд Хьюла как магнит. — Кстати, ты, случаем, не помнишь, что он говорил насчет того, что не могло произойти завтра? Я не успел записать…

— Тебе даже не пришлось приводить доказательства моего… усыновления, — размышлял Томджон.

— Да уж, такие дела, — туманно изрек гном. — Вообще, лучше никогда не врать. Ты не видел, он ее действительно пырнул кинжалом или просто обвинил во всеуслышание?

— Я не хочу становиться королем! — хрипло заявил Томджон. — Мне всегда все говорили, что я — вылитый отец!

— Забавная штука эта наследственность, — все так же туманно изрек гном. — Если бы, скажем, я пошел в своего батюшку, то сидел бы сейчас в ста футах от поверхности и крушил киркой камень, но я… — Голос его оборвался. Взгляд гнома замер на кончике пера, как будто перед Хьюлом предстало нечто невообразимо прекрасное.

— И что ты?

— А?

— Ты меня вообще слушаешь?

— Я знал, знал, уже когда писал ее, я знал, что здесь что-то не клеится, что все совсем не так… Что ты там сказал? Ах да. Королевство. И ты в нем король. Хорошая работа. На нее всегда большой конкурс. Я очень счастлив за тебя, парень. Короли могут делать все, что им заблагорассудится.

Томджон оглядывал лица ланкрских вельмож. Вельможи в свою очередь с любопытством оглядывали Томджона — примерно с таким же выражением покупатель взирает на бычка, которого ему пытаются навязать. Холодная, склизкая мыслишка закралась в его голову. Раз он теперь король, значит, он может делать все, что захочет… Но прежде всего он обязан хотеть править Ланкром. И это не обсуждается.

— Ты можешь построить здесь собственный театр, — проговорил Хьюл, и глаза его на миг оживились. — Люков понаделаешь, костюмов нашьешь… Каждый вечер будешь давать новую пьесу. «Дискум» тебе сараем покажется.

— И кто будет ходить в мой театр? — хмуро поинтересовался Томджон, откидываясь на спинку кресла.

— Все.

— Что, каждый вечер здесь будет собираться все население Ланкра?

— Ну ты ведь можешь приказать… — пожал плечами Хьюл, не отрываясь от сценария.

«Так и знал, что он это скажет, — подумал Томджон и тут же добавил: — Но он ведь не со зла. В голове у него сейчас только эта пьеса. Весь остальной мир словно не существует».

Томджон снял с головы корону и повертел ее в руках. Выглядела она не такой уж и большой, но весила прилично. Интересно, а голову она натирать не будет?

Во главе стола стояло пустующее кресло. Как уверили Томджона, в этом кресле сидит призрак его настоящего родителя. Впрочем, будучи представленным отцу, Томджон не испытал никаких возвышенных чувств. Его просто коснулось нечто холодное, после чего в ушах у него раздалось какое-то призрачное жужжание.

— Я мог бы помочь отцу закрыть счета на строительство «Дискума», — сказал он.

— Отличная мысль, — одобрил Хьюл.

Томджон с сумрачным выражением покрутил корону на пальце и прислушался к жаркой дискуссии за столом.

— Пятнадцать лет? — переспросил городской голова Ланкра.

— Другого выхода у нас не было, — ответила матушка Ветровоск.

— То-то мне показалось, что булочная на прошлой неделе закрылась раньше обычного.