– Я не совсем электронщик, конечно, – добавил Геннадий, – но идея планшета у нас совпадает с готовящейся ГК РЭП революцией в полимерной электронике. Мне сказали о степени допуска присутствующих, так что могу открыто говорить о том, что разработки уже на завершающих стадиях, и в ближайшие одну-две пятилетки планируют промышленное производство. Пока что основной заказчик… Так вот, если в рамках операции «Ответ» решить вопрос о гражданских изделиях, мы же запросто уделываем их компьютерных гигантов. Представляете – гибкие планшеты, складывать можно, в трубочку свернуть… А если это все только на спецуху пойдет, я боюсь, что опять на Западе до этого потом дойдут и нам же потом и впендюрят, как тогда ИБМ 360.

– Ну, это с компетентными лицами решим. И все это надо связать с нашей основной задачей по социальным сетям, – добавил Момышев, – потому что такая архитектура идеально на нее ложится. И кстати, в этом плане интересна мысль включиться в войну интернет-обозревателей, чтобы подломить нарастающую гегемонию «Эксплорера». Компания «Нетскейп» сейчас потерпела неудачу и отказалась от работы над пятой версией; может, ее, пользуясь случаем, и перекупить, сделав совместное предприятие? Другой вариант, которые некоторые советуют: это продукт фирмы, основанной специалистами-выходцами из норвежского «Теленора», они его развивают уже давно, года три, продают за деньги, но после того как «Эксплорер» превратился в бесплатное приложение, им придется менять коммерческую модель, и тут самое время их перекупить. Их обозреватель «Опера» не основан на «Мозаике», версия 3,5 кроссплатформенная и поддерживает каскадные таблицы. Поскольку принятая в СССР объектная модель документа сейчас отличается от принятой Консорциумом Всемирной паутины, который сейчас фактически превратился в орган влияния корпорации «Майкрософт», то в качестве вклада с нашей стороны можно взять разработку «Ариадна» для Внешсети, где есть автоопределение кодировок, и в перспективе будет автоперевод. Как вы смотрите на это, Виктор Сергеевич?

– В нашей реальности оба варианта через десять лет выживут. «Мозилла» – этот браузер, то есть обозреватель на базе «Нетскейпа», – займет треть рынка, а в некоторых странах Европы – до половины, распространяется как свободное ПО. «Опера» в мире в целом займет несколько процентов рынка, на постсоветском пространстве до половины. Но, в связи с нашей ставкой на облачные технологии, хотел бы обратить внимание, что «Опера» прорвалась на мобилы, смартфоны, наладонники, игровые системы и телеприставки и так называемые стодолларовые ноутбуки. То есть это на данный момент ближе к идее убиения ПК. А «Мозилла» – она как-то больше на персоналках осела, хотя за десять лет все еще можно изменить.

Возражений не последовало. Взамен призрака коммунизма над Европой повис призрак «Оперы». Или «Мозиллы».

…Чего-то элитного в столовке сего закрытого учреждения не оказалось, цены тоже как и везде. Был большой выбор диетических блюд, например можно было взять горячее яйцо всмятку в пластмассовой рюмке-подставочке, низкокалорийный грибной суп с перловкой или низкоуглеводные сырные оладьи. Вообще меню было три – для работников тяжелого физического, легкого физического и умственного труда. Ценность пищи для советских людей, как и для американских миллиардеров, измерялась не деньгами. Обеденный перерыв был часовой, специально для того чтобы сотрудники могли неторопливо жевать, насыщая нехитрые, но добротно приготовленные продукты ферментами под приятные фортепианные композиции в стиле дрим-хаус и услаждая взор картинами, представлявшими собой виды из окна на голубые дали. За столами почти не разговаривали; процесс обеда был почти медитацией.

Послеобеденное время прошло в кабинете 212, где Виктор вернулся к детальной проработке проекта социальной сети, общаясь с коллегами через мессенджер. Попутно он поинтересовался незнакомыми словами: неотвязно мучивший его ГК РЭП оказался Госкомитетом по радиоэлектронной промышленности. Время летело незаметно, и мелодичный гонг, возвестивший через динамики о конце рабочего дня, прозвучал для него как-то неожиданно.

«Странно, – подумал он, сидя в зеленоватом салоне двадцатиместной маршрутки и наблюдая ползущие по небу серые облака, – в этом мире развитого сталинизма почти не говорят о Сталине. Проблемы сталинизации-десталинизации не существует. Есть несколько привычных слов – там сталинизм есть модернизация, идеалы сталинизма и прочее – и есть очень далекая история, вроде княжеской Руси или петровских реформ. У нас же, в обществе с демократической конституцией, где сталинизму, казалось бы, и угнездиться негде, нет форума, где о нем бы не развели треп, треп бесполезный, потому что всегда заранее ясно, что ни к какому мнению не придут, а только переругаются. Люди ходят на демонстрации с портретами Сталина, люди проклинают Сталина в книгах и собирают на него компромат по архивам, как будто нет более важных вопросов, о Сталине идут теледебаты, как будто его будут выбирать на пост президента. Это не здесь сталинизм. Здесь практицизм, на котором висит Сталин, как магнитик на холодильнике. Это у нас, в нашей реальности сталинизм, сталинизм в виде тотального международного шоу. Сталин – это битва за умы и влияние, это всеобщая политическая игра».

Виктор доехал до площади Ленина, спустился по каштановой аллее в сквер Маркса и свернул направо, на кольцевую дорожку, задумчиво слушая, как шуршит под ногами опавшая листва; было такое впечатление, что ее здесь не убирают, а специально настилают аккуратно на асфальт, чтобы она шевелилась под ветром, как живая, и волновалась от шагов, словно бы идешь по берегу золотистого моря.

– Добрый вечер, Виктор Сергеевич!

Он поднял голову. Прямо перед ним стоял рослый, спортивного вида незнакомый мужчина лет сорока, в расстегнутой коричневой ретро-куртке «Авиатор», из-под которой виднелись пушистый серый свитер литовской кооперации, переходящий в тертые джинсы Jesus из Калинина. На груди мужчины болтался увесистый пленочный полупрофессиональный «Зенит», который Виктор поначалу принял за «Никон».

– Добрый. Я вас, кажется, встречал в Гипростройдормаше?

– Нет. В Гипростройдормаше вы меня не видели. Вам привет от Галлахера.

«Очень интересно, – подумал Виктор, – а меня не предупредили, что встреча со связником будет сегодня. Или они не знали, где она будет? Что делать? Надо выиграть время».

– Галахина? – переспросил он. – Помню, был такой в БИТМе, на вагонах, кажется. Только мы не были близко знакомы. Так он меня помнит? Или другого Еремина, что с ним на одном потоке учился? Знаете, нас часто путают.

– Нет, он не из БИТМа, – ответил незнакомец. – И вы его видели не так давно.

Он вынул из барсетки фотографию и протянул Виктору. На снимке был он, Виктор, и Галлахер в лесу под Шибенцем.

– А, так это вот этот Галлахер! А я-то голову ломаю. Да, встретил я тогда его в лесу, знаете, он меня просто заговорил. Слушайте, так это же он, наверное, мне обещал хорошие грибные места показать, приглашал, только из головы вылетело куда. Вы тоже грибник, он через вас просил передать?

– Я не грибник, – ответил незнакомец, – простите, забыл представиться. Меня зовут Джон Брукс, я гражданин Великобритании, ассистент профессора Уилкинса из Имперского колледжа в Лондоне. Компьютерные науки. Здесь по научному обмену. Господин Галлахер попросил меня встретиться с вами.