Серена лежала на родильной кушетке, переживая за судьбу своего ребенка и за свою будущность. Сейчас за ней наблюдали шесть акушерок, вызванных из барака рабов.

Над ней склонился Эразм. Его пристальный интерес пугал Серену, особенно когда он вводил и извлекал зонды, исследуя состояние различных отделов ее организма. Она понимала, что он просто не может быть озабоченным благополучием обыкновенной рабыни и ее ребенка.

Внезапный приступ боли в животе отмел в сторону все ненужные мысли, и она сосредоточилась на тех основных вещах, на которых сосредоточиваются в родах все женщины. В какой-то момент поистине эйфоричного самозабвения Серена подивилась могуществу биологических механизмов, которые сделали возможным все это. Сотворение жизни, соединение генетического материала мужчины и женщины. О, как ей хотелось, чтобы сейчас рядом с ней был Ксавьер!

Она стиснула зубы до боли в челюстях. По щекам ее потекли горячие слезы. Перед ней появилось смутное лицо Ксавьера, галлюцинация, порожденная неистовым желанием. Потом пришла необычайно сильная схватка, и она потеряла способность думать о чем-то другом.

Она была в родах уже десять часов, и акушерки старались различными приемами уменьшить боль, втыкая иглы в определенные точки, массируя нервные триггерные зоны, вводя различные лекарства. Эразм снабдил акушерок всем, что им было нужно.

Даже в стерильном помещении родильного зала Эразм находился в своем золотистом наряде, отблескивавшем царственной синевой.

– Опиши мне свои ощущения. Какие чувства вызывают роды? Я очень любопытен.

– Ублюдок! – выдохнула Серена. – Вуайерист! Оставь меня в покое!

Акушерки между тем разговаривали между собой так, словно роженицы в зале не было.

– Полное раскрытие…

– Схватки участились…

– Почти время…

Где-то на задворках сознания, вне ее нынешнего существования и движений, зазвучали женские голоса, на этот раз обращенные к ней:

– Тужься.

Она натужилась, но расслабилась, когда боль стала невыносимой, и ей показалось, что она уже ничего не может сделать.

– Тужься сильнее.

Силой воли она преодолела боль, натужилась и почувствовала, как ребенок продвинулся по родовым путям. Тело знало, что надо делать, лучше, чем ее сознание.

– Еще тужься, ты можешь тужиться.

– Вот так, хорошо, хорошо. Вижу головку!

Было такое ощущение, что плотину прорвало. Серена ощутила неизъяснимое облегчение в родовых путях. Она уже была почти в полном изнеможении.

Когда она, мгновение спустя, подняла голову, то увидела, как одна из акушерок отделяет послед от ребенка. Сын! Акушерки показали родильнице личико ребенка. Оно оказалось именно таким, каким она видела его в своих снах.

Эразм стоял рядом и продолжал наблюдать. Ребенок отражался в его зеркальной маске.

Серена уже решила, что назовет сына в честь его деда, ее отца.

– Здравствуй, Манион! Мой дорогой, мой сладкий Манион.

Ребенок кричал во всю силу своих маленьких легких. Она прижала дитя к груди, но он продолжал извиваться. Эразм бесстрастно смотрел на ребенка, не выказывая никакой реакции.

Серена отказывалась замечать присутствие робота, надеясь, что он просто уйдет, оставив ее наедине с дорогими воспоминаниями. Не в силах оторвать взор от сына, она думала о Ксавьере, об отце, о Салусе Секундус… обо всем, чего навсегда будет лишен ее ребенок. Да, у дитя были причины так безутешно плакать.

Внезапно Эразм снова появился в ее поле зрения. Своей металло-пластической сильной рукой он взял новорожденного, поднял его в воздух и принялся со всех сторон рассматривать.

Хотя Серена плавала в поту и была ослаблена родами, она громко закричала:

– Оставь его! Отдай мне ребенка!

Эразм перевернул ребенка. Зеркальная металлическая маска сложилась в гримасу удивления. Ребенок снова начал плакать и извиваться, но Эразм просто сильнее сжал его пальцами, не обращая внимания на громкий плач. Он поворачивал голенькое тельце ребенка, чтобы внимательно рассмотреть лицо, пальцы, половой член. Маленький Манион непроизвольно помочился на робота.

Одна из встревоженных акушерок бросилась вытирать лицо и одежды робота куском материи, но Эразм оттолкнул ее в сторону. Он хотел собрать как можно больше данных, чтобы записать их, а потом на досуге хорошенько обдумать этот опыт.

Новорожденный продолжал громко кричать.

Серена попыталась подняться с кушетки, не обращая внимания на боль и усталость.

– Отдай его мне.

Удивленный страстностью ее мольбы, Эразм обернулся к женщине.

– Насколько я понял, этот биологический репродуктивный процесс представляется в высшей степени хаотичным и неэффективным.

С выражением, похожим на отвращение, он вернул ребенка матери.

Маленький Манион постепенно успокоился и перестал плакать, и одна из акушерок завернула его в синее одеяльце. Ребенок свернулся калачиком в объятиях матери. Несмотря на то что Эразм был полновластным хозяином ее жизни и смерти, она делала все, что могла, чтобы не обращать на него внимания. Она не выказывала ни малейшего страха.

– Я решил позволить тебе оставить ребенка. Я не отдам его на воспитание в барак, – сказал робот без всякого выражения. – Меня очень интересуют взаимоотношения матери и ребенка. Пока интересуют.

Фанатизм всегда признак скрытого и подавленного сомнения.

Иблис Гинджо. «Ландшафт человечества»

Когда Аякс проходил по строительным площадкам Форума в своем огромном шагающем корпусе, дрожала земля, а рабы в ужасе замирали, стараясь определить, чего хочет жестокий титан. Со своей высокой платформы Иблис внимательно следил за громоподобным приближением кимека, но старался не показывать своей нервозности. Непроизвольно он сильно сжал в потной ладони электронную записную книжку.

После жестокой казни начальника строительной команды Охана Фреера Иблису пришлось стать вдвойне осторожным. Он полагал, что может быть уверенным в своих рабах, которые многим были ему обязаны. Аякс просто не мог знать о тех планах, которые начал приводить в действие Гинджо, и о секретном оружии, которое он сделал и только ждал случая, чтобы применить его.

В течение шести дней Иблис надзирал за работой большой команды, занятой возведением огромного каменного фриза «Победа титанов», на котором были изображения всех двадцати пророков славной революции. Сооружение имело двести метров в длину и пятьдесят в высоту. Из каменных глыб были изваяны фигуры механических кимеков, шествующих по толпам людей, ломая кости и превращая в бесформенную массу живую плоть тел.

Как подлинное воплощение скульптур, составлявших фриз, кимек Аякс прокладывал путь к платформе. Сметая в стороны рабочих, он раздавил какого-то старика, который не успел отскочить в сторону. Сердце Иблиса сжалось, но он не сделал попытки бежать. Аякс уже заметил его и выбрал в очередные жертвы, и теперь начальнику команды предстояло использовать всю свою силу убеждения, чтобы просто пережить ярость титана.