Шторм был крайним случаем – крайнее уже не придумаешь. Потоки воды волокли по полу, шутя и издеваясь над бессилием лиски, били об стены. Теа упиралась, зажимая ключ-отмычку в мокром кулаке. Среди ужаса пенной, отвратительно соленой воды Теа старалась думать хладнокровно и правильно, так, как всегда мыслит мудрый Полумордый. Ведь понятно – стоит исчезнуть спасительным занозистым стенам, и ты, Хозяйка Холмов, станешь беспомощнее новорожденного щенка. Океан с радостью утянет тебя за борт. Может быть, тебе и не дадут утонуть сразу – Квазимодо цепок, а фуа в любых волнах как дома. Но ты станешь обузой, мокрой, несчастной и некрасивой вещью. Больше всего на свете Теа не желала быть глупым грузом.

Весь океан, все эти бесчисленные горы воды прошли через ее дощатую клетку. Изнемогшая Теа вдавила себя в угол, каблуки испорченных сапог все-таки смогли нащупать доску-опору в палубе. Осталось закрыть глаза и ждать смерти. Через какое-то время лиска поняла, что ее больше не отрывает от стены и не норовит прогнать от стены к стене, как легкую, обгрызенную добела косточку. Теа качалась вместе с кораблем в его сложном запутанном ритме. По-прежнему скрипел-жаловался корпус «Высокого» и соленая вода щедро омывала полуголую скорчившуюся девушку. Теа тряслась, старалась слушать, что там за дверью рассказывает про шторма неугомонный Ныр. Шло время, «Высокий» бесконечно взлетал и падал, сквозь вой ветра в снастях, хрипловато бормотал Квазимодо, в щелях над головой слегка светлело небо, и лиска начала верить, что корабль сегодня не перевернется и не пойдет ко дну.

Ну кому еще из Хозяев Холмов приходилось пережить шторм? Жуткое чудовище этот океан. Шторм – еще не самое пугающее. Теа никак не могла забыть первые дни пребывания на «Высоком». Будка для дикого опасного животного, неумолчный командный крик ненавистного Кехта, мерзкие шелковые лохмотья и драгоценные цацки, которые нельзя снять. Ква, наглухо отделенный худосочной, но непреодолимой дверью. И качка.

Потом и Ныр, и Квазимодо объясняли, что, едва выйдя из Скара, корабль попал в крайне неприятное морское явление – смесь бортовой и килевой качки. Даже опытным морякам редко выпадает настолько паршивое развлечение. Тогда лиска раз и навсегда поняла, что ненавидит море. Тошнота, мутная и бесконечная, овладела миром. Теа стояла на четвереньках, обхватив ладонями такой знакомый походный котелок, и, издавая жалкие звуки, ненавидела весь раскачивающийся мир. В короткие просветления слабо хотелось кого-нибудь убить. Еще никогда в жизни лиска не чувствовала себя такой больной. И ей было ничуть не лучше от того, что остальным людям так же плохо. Половина команды перевесилась через борт. Вторая половина моряков вяло управлялась со снастями, и тоже то и дело отвлекалась, дабы принести жертву прожорливым и неразборчивым в кулинарных пристрастиях морским демонам. Капитан Кехт не жалел ругательств, но и сам то и дело заглядывал за борт и издавал кашляющие звуки. В действительности ли было виновато в поголовном приступе морской болезни мерзкое скарское пиво, как объясняли друг другу бывалые моряки, осталось неизвестным. Теа, не пробовавшая никакого пива, чувствовала себя непоправимо несчастной. За что такие муки? Разве на Холмах заслужишь такую мерзкую погибель? И почему Ныр и Полумордый чувствуют себя почти нормально? Правда, оба бледные, но разве будешь иметь цветущий вид, когда все вокруг непрерывно выплевывают свои желудки? Ладно, фуа – они лягушки, им быть в море как дома положено. А Ква почему чувствует себя хорошо? Он ведь только человек?

Теа было плохо, плохо, плохо. Квазимодо открыл дверцу «каюты», но у рыжей не было никакого желания даже выглядывать на палубу. Только не сейчас, когда там целый борт занят судорожно подергивающимися спинами и задницами моряков. Квазимодо что-то поспешно совал подруге. Какой-то невзрачный комочек, довольно противный на вид.

– Жуй, должно помочь.

Теа обессиленно сунула серый комок в рот. Все равно, что это такое. Может, яд? Тогда наверняка поможет.

Квазимодо взял котелок, пошел к борту.

Теа вытянулась на животе. Слабый, но приятный вкус слегка утешил рот, измученный горечью плохо усвоенной пищи. Теа машинально трогала комочек языком. Что это такое Полумордый подсунул? Лекарство свое зубное? Так у лис с зубами все в порядке.

Квазимодо опустился рядом, обтер влажной косынкой бледное конопатое лицо возлюбленной:

– Легче?

– Да, – жалобно простонала рыжая. – Что это?

– Лекарство. Жуй, но не глотай, и будет легче.

– Хорошо. Запри, пока никто не заметил.

Квазимодо вздохнул, выскользнул наружу и ловко навесил тяжеленный замок. Очутившись в уже привычной полутьме, лиска легла на бок и вытерла глаза. Не хватало еще, чтобы Полумордый видел ее слабой, как какую-то селянскую бабу. Слезы никого не украшают.

Теа отдала чудодейственный комочек на следующий день. Упрямый одноглазый не хотел брать, пришлось пригрозить дать ему в лоб. Квазимодо счел, что возлюбленная достаточно оправилась, и забрал упругий обрезок жилки. Тошнотворная пляска корабля понемногу стихала. Угрюмая команда наводила на борту порядок. Изредка кто-то припадал к борту, но общая эпидемия миновала. У Теа уже хватало сил подглядывать сквозь щели своей собачьей будки, и лиска поклялась больше не давать себе воли. Все, что могут эти морские ублюдки, сможет и воин с Холмов. Если они блюют и работают, то и она сможет. Живут ведь на одном корабле. Вон даже Ныр до сих пор бледным выглядит, а его возлюбленный дракончик вообще лежит кверху лапками и даже на сыр не смотрит. Тяжко, но лиса обязательно переживет море.

Правда, тогда лиса еще не знала что такое настоящий шторм. Зато теперь знает. Осталось познакомиться со знаменитыми морскими змеями. Честно говоря, Теа не думала, что они будут хуже трехдневной, изматывающей желудок рвоты.

Лежа на спине, Теа вытянула ноги и уперлась подошвами сапог в крышу «ящика для лис». Тело требовало движения и привычных нагрузок. Вообще-то в «каюте» было не так уж плохо. Отдельное помещение – огромная роскошь. Правда, помещение для оборотней больше походило на ящик-гроб, которые, по слухам, делают для усопших лордов в богатых замках и городах. Ну, Квазимодо говорил, что у капитана Кехта каюта ненамного просторнее. Наверное, так и есть – корабль набит людьми, как бочка квашеными овощами. И всех людей Теа теперь знает благодаря замечательным щелочкам в стенах – не будь их, несчастная лиса давно бы взбесилась.

На когге «Высокий» ютились, кормились, мокли, блевали, путешествовали и ежедневно рисковали пойти ко дну тридцать шесть человек. Двадцать семь из них – видавшие виды моряки, уже третий раз возвращающиеся с Желтого берега к родному северному побережью. По словам Квазимодо, треть команды – бывшие пираты и контрабандисты с островов западнее Кау, откликнувшиеся на призыв Фейрефейского союза и получившие амнистию и право войти в ряды Объединенного флота. Коренастые, бородатые, грубые бойцы и мореплаватели умело управлялись со сложной оснасткой когга, хотя можно было быть уверенным, что еще три-четыре года назад каждый из бородачей поднял бы на смех саму мысль, что корабль может обходиться одним парусом. Времена простых и надежных парусно-гребных драккаров-хищников уходили в прошлое. Впрочем, стремительное изменение корабельной моды мало волновало Теа. Разглядывая в щели ругающихся и сноровисто работающих моряков, она размышляла о разнообразии людских пород. Моряки совсем не походили ни на селян, обитавших у Холмов, ни на солдат и горожан Канута и Калатера. Лиц на море не брили, совершенно не боялись десятки дней не видеть нормальной, твердой земли и норовили даже блевать и подыхать от качки с грубыми шуточками. Теа с трудом определяла возраст людей по лицам, одинаково заросшие и загоревшие дочерна матросы казались ей похожими друг на друга. Должно быть, все они бывали в боях и, что еще важнее, наверняка пережили десятки штормов. Теа с детства уважала храбрость. Но этих бородачей уважать почему-то было трудно. Лиска ловила обрывки чужих разговоров, слушала, как болтают с матросами Ква и Ныр, и команда «Высокого» все больше напоминала рыжей девушке плохо сплоченную стаю. Они повиновались только вожаку. Случись что с капитаном Кехтом, и стая неминуемо перегрызется или разбежится. Нет, именно перегрызется – деваться с окруженного необъятной соленой водой судна попросту некуда.