— Ладно, скоро узнаем, — философски ответил мальчик. — Мы почти приехали.

У остановки их ждал Хьюби Грин.

— Ваша мама попросила меня забрать вас и отвезти на Тюдор-драйв, — сказал он.

— Это точно? Может, ты просто решил нас похитить? — спросила Энни.

— Нет. Я был рад увидеть тебя еще раз, но она действительно просила меня. — Они забрались в машину Хьюби. — Ну, как отдохнули?

— Неплохо, — пожав плечами, ответила Энни.

Но Брайану этого показалось мало.

— Она делала с Шоном Мэйном то же, что и с тобой. Тьфу, гадость какая! Я этого не понимаю. Я бы на вашем месте задохнулся. Как вы умудряетесь при этом дышать?

Лицо Бернадетты было белым как мел.

— Мама, повтори еще раз, что он сказал.

— Сказал, чтобы я слушала внимательно и повторила тебе эти слова: «Я вылетаю вечером, прилечу завтра утром. Ничего не изменилось».

— Он сказал, что любит меня? — Ее голос был еле слышен.

— Он сказал: «Ничего не изменилось». И повторил это три раза.

— Как, по-твоему, почему он сказал именно это, а не то, что любит меня?

— Наверное, потому что там была его бывшая жена. И потому что хотел сказать, что если ты действительно потеряешь ребенка — чего, конечно, не случится, — он будет относиться к тебе по-прежнему.

— Мама, ты ему веришь?

— Да. Я слышала, как он трижды повторил это, и поверила, — сказала Финола Данн.

— Сядь, Барни. Нам нужно поговорить, — сказала Мона Маккарти.

— Когда я пытаюсь сделать это, ты не хочешь меня слушать, — проворчал он.

— Раньше не хотела, а теперь хочу. Слишком многое изменилось.

— Что именно?

— Например, появилась эта заметка в газете.

— Ну, ты же сама сказала, что за прошедшие годы кое-что скопила и теперь готова помочь мне.

— Мы еще ничего не обсудили. И я никак не ожидала, что ты расскажешь об этом газетчикам. — Как всегда, Мона была спокойна и уверена в себе, но теперь в ее голосе звучала сталь, и это Барни не понравилось.

— Мона, мы оба прекрасно знаем, что в такие моменты главное — это восстановить к себе доверие… — начал он.

— Ты поступил очень глупо, попытавшись восстановить к себе доверие, не обсудив условия.

— Послушай, милая, хватит говорить загадками. Какие еще условия? Ты сказала, что сумела кое-что отложить и теперь поможешь мне.

— Нет, я сказала совсем не это. — Она была такой безмятежной, словно речь шла об узоре для вязания или благотворительном показе мод.

— А что?

— Я сказала, что у меня есть то, что могло бы выручить тебя. А это совсем разные вещи.

— Слушай, хватить играть в слова. Сейчас не то время. — На лбу Барни задергалась какая-то жилка. Неужели Мона его одурачила? Нет, это не в ее духе.

— Уверяю тебя, это вовсе не игра, — холодно ответила она.

— Я слушаю тебя, Мона.

— Надеюсь, что слушаешь. — И тут Мона очень спокойно сказала мужу, что много лет вкладывала накопленные деньги в солидные пенсионные и страховые фонды и что, если эти вклады превратить в наличность, их хватит, чтобы выручить его из беды. Но все эти вклады сделаны на ее имя и будут обналичены лишь в том случае, если Барни согласится расплатиться со своими кредиторами. И продать особняк, в котором они живут, и купить небольшой дом, куда менее претенциозный. И вернуть Линчам залог на дом шестнадцать по Тара-роуд. И объявить миссис Каллаган, что ее финансовая, сексуальная и публичная связь с Барни подошла к концу.

Барни слушал ее открыв рот.

— Ты не можешь предъявлять такие требования, — наконец сказал он.

— А ты не обязан их принимать.

Он долго смотрел на Мону.

— У тебя на руках все козыри, — наконец сказал Барни.

— Люди всегда могут встать из-за карточного стола и уйти. Силой их играть не заставишь.

— Мона, зачем ты это делаешь? Ты во мне не нуждаешься. Никто не упрекнет тебя в том, что ты была моей соучастницей.

— Барни, ты понятия не имеешь, в чем я нуждаюсь, а в чем нет.

— Ради бога, женщина, где твое достоинство? О нас с Полли знают все. Нельзя замолчать то, что уже и так хорошо известно.

— Но зато можно всем рассказать, что оно кончилось, — ответила Мона.

— Это доставит тебе удовольствие?

— Таковы мои условия.

— Что, подключим к этому делу адвокатов и составим договор? — саркастически спросил Барни.

— Нет, для этого вполне достаточно газет. Ты уже воспользовался ими. Я могу сделать то же самое.

Если бы кто-нибудь сказал Барни Маккарти, что его спокойная и уступчивая жена будет разговаривать с ним таким тоном, Барни расхохотался бы ему в лицо.

— Что тобой двигало? Страх перед бедностью? — скривив губы, спросил он.

— Если ты так думаешь, мне тебя жаль. Я никогда не хотела быть богатой. Никогда. Богатство не доставляло мне ничего, кроме неудобств. Но так уж вышло. Кстати, если я не стану вытаскивать тебя из ямы, в которую ты угодил, то так и останусь богатой.

— Тогда что же?

— Возможно, стремление к справедливости. Чтобы добиться своей цели, ты всю жизнь работал как каторжный, а я сидела и наслаждалась результатами твоего труда. Но главным образом то, что Элен беременна. У нее родится ребенок, и мы с тобой станем дедушкой и бабушкой. Мне бы хотелось, чтобы на склоне лет люди нас уважали.

Барни смотрел на нее со слезами на глазах.

— Так и будет, — кивнул он.

— Как скажешь, Барни.

Хьюби высадил их у навеса для машины.

— Все было не так, как рассказывает Брайан, — грустно сказала ему Энни.

— Я знаю.

— Мы еще увидимся?

— Конечно. Все равно ни Шон Мэйн, ни я после этого лета тебя не увидим, так какая разница?

— Мне бы очень не хотелось так думать, — ответила она.

— И с кем из нас ты бы хотела встретиться?

— С обоими.

Потом брат и сестра побежали в дом. И увидели собранную сумку отца.

— Так ты действительно улетаешь? — спросила Энни.

— Думала, что я морочил тебе голову?

— Я думала, ты хотел, чтобы мы пораньше уехали от Мэйнов.

— Наверное, вы хотели, чтобы Энни и Шон Мэйн не… — начал Брайан.

— Ничего мы не хотели, — перебила его Рия. — Так же, как не хотели видеть, в каком состоянии ты оставил свою спальню, Брайан. Но не будем тратить время зря. До отправления автобуса в аэропорт осталось меньше часа. А сказать вам мы должны очень многое.