В одной из первых наших бесед после выборов Эхуд спросил меня, что я думаю об отношениях с Россией. Я разъяснил ему мой взгляд на эту проблему и посоветовал посетить Россию сразу же после визита в Вашингтон. Из-за проблем, возникших в отношениях между странами в последние годы, я видел в этом возможность продолжить действия по улучшению отношений, начатые А. Шароном. Я хотел продемонстрировать этим визитом России, всему миру и израильским структурам, что Израиль придает большое значение улучшению и продвижению отношений с Россией. Барак согласился с моей идеей и дал указание начать подготовку визита. Конечно же, это привело к волне претензий ко мне. Всем было ясно, что это моя работа. И это только прибавило претензий и зависти со стороны моих оппонентов. Министерство иностранных дел и почти все в Израиле, включая некоторых приближенных к Бараку, возмутились, как это он едет в Россию, прежде чем посетил страны Западной Европы. Но, несмотря на них, визит состоялся.

Барак был третьим премьер-министром Израиля, которого я сопровождал в его визите в Москву. Когда самолет приземлился и через иллюминаторы самолета я увидел построенный почетный караул, я особенно взволновался. На этот раз Эхуд Барак, премьер-министр Израиля, был и моим военным командиром. Я вспомнил, как в одной из наших бесед он сказал мне: «Знаешь, вряд ли есть еще один человек в мире, который знает меня, как ты. После всего, что мы пережили вместе». Тогда я ответил ему, что он прав. Мы прошли вместе через тяжелейшие моменты, полные переживаний, дни, в которых человек проявляется во всей своей сути. Когда мы были в посольстве Израиля в Москве, Эхуд сказал, что он хочет сфотографироваться вместе со мной на том месте, где я первый раз прорвался в посольство. Мы там и сфотографировались. На этот раз я был не один. На том самом месте, с которого я начал свой путь в Израиль за 32 года до этого, рядом со мной стоял премьер-министр Израиля, мой командир на войне и боевой товарищ. Невозможно передать чувства, которые я испытывал в этот момент. Все промелькнуло у меня перед глазами: мой прорыв в посольство, бои на направлении «Тиртур», атака нашей бронетанковой дивизии на западном берегу Суэцкого канала для перекрытия шоссе Суэц – Каир, победа Барака на выборах. Все это как бы происходило наяву и одновременно. Воспоминания и чувства на доли секунды полностью захлестнули меня.

В процессе визита мы встречались с премьер-министром России Сергеем Степашиным. Когда мы вышли от него, я сказал Э. Бараку, что я не уверен, что тот останется на своем посту и что в России ожидаются серьезные перемены. Мы находились в здании правительства России, и я не хотел входить в подробности. Оттуда мы направились на встречу с президентом Ельциным. Я уже не раз бывал в Кремле. С волнением я проходил по комнатам Ленина, Сталина, Берии. Не из-за преклонения перед этими личностями, а от ощущения, что я прикасаюсь к истории. Частично это была и история моей жизни.

Встреча с Ельциным прошла очень хорошо. Перед Ельциным лежала папка с материалами для встречи, как это было принято еще с советских времен. Возле Ельцина сидел работник российского Министерства иностранных дел с точно такой же папкой. Ельцин так ни разу и не открыл свою папку, но говорил по делу, со знанием и пониманием темы. Я наблюдал за работником МИДа возле Ельцина, как он следит страница за страницей за сказанным Ельциным. По выражению его лица я понял, что Ельцин ни разу не отклонился от заготовленных материалов и тех тем, которые должны были быть затронуты в беседе. Ельцин изложил позицию России предельно ясно, обоснованно, как будто он ежедневно занимается ближневосточными проблемами. После встречи я сказал Эхуду, что этот человек, которого многие обвиняют, что он пьяница, серый советский аппаратчик, мужик, поражает профессионализмом, с которым он относится к государственным проблемам. Такова советская государственная система, сказал я ему, руководитель приходит на обсуждение подготовленным, и он знает, о чем и что говорить, не хуже своих помощников.

В связи с этим я вспомнил визит президента Украины в Израиль. Как принято в таких случаях, мы переслали премьер-министру Б. Нетаньяху отчет к визиту с данными, оценками и нашими рекомендациями. В документе были подробно изложены темы и вопросы, которые могут быть подняты как общего порядка, так и касающиеся евреев Украины. В честь высокого гостя президент Израиля Э. Вайцман дал прием. Вместе с женой мы приехали на прием. Как водится, в один ряд стояли президент Израиля с супругой, рядом с ними президент Украины с супругой и премьер-министр Б. Нетаньяху с супругой и встречали прибывших на прием приветствием и рукопожатием. Мы также проходили в очереди перед ними. Я обменялся несколькими словами с президентом Вайцманом и с его женой Руамой, с которыми был знаком еще с 1969 года, с президентом Украины Кучмой, с которым тоже был знаком и раньше, и мы подошли к супругам Нетаньяху. Я поприветствовал Сарру Нетаньяху и пожал ей руку. Но во время рукопожатия Б. Нетаньяху он задержал меня, говоря: «Подожди секунду. Через несколько минут у меня будет беседа с президентом Украины. Предложи мне четыре основных пункта для беседы с ним». От стыда я хотел в эту секунду провалиться сквозь землю. Но, продолжая улыбаться, как будто мы мило беседуем, я начал диктовать Нетаньяху: «Первое… второе… третье… четвертое… Это четыре пункта. Постарайтесь запомнить». Когда мы отошли, на меня набросились журналисты: «Яша! О чем это ты так долго и дружелюбно разговаривал с Нетаньяху?» Не мог же я им рассказать им, что так подготавливал премьер-министра Израиля к государственной беседе с президентом другого государства. С точки зрения Ельцина или другого президента России, Израиль никогда не был высшим государственным и национальным приоритетом. Украина и евреи Украины имели для Израиля, особенно тогда, большое значение. Кроме того, на Украине были довольно высоко развиты ядерная и военные технологии. Слушая Ельцина, я вспоминал премьер-министра Нетаньяху и его подготовку к государственным беседам. К сожалению, Б. Нетаньяху не единственный и не самый худший в своем «серьезном» отношении к государственным проблемам. В особенности по сравнению с теми, кто пришел к управлению государством через несколько лет после него.

Впоследствии я сделал еще две попытки ввести А. Шарона в правительство. Во второй раз А. Шарон был очень сдержанным и настороженным, и, кроме нескольких встреч с Э. Бараком, ничего так и не продвинулось. А. Шарон так и не получил от Э. Барака согласия на те условия, которые считал необходимыми для себя. Барак не мог дать согласия не потому, что не считал их справедливыми, а потому, что не был уверен, что сможет их провести в своей партии. Третья и последняя моя попытка была после Кемп-Дэвида. У Э. Барака уже не было коалиции, и я видел в присоединении А. Шарона наилучшую и последнюю возможность сохранить власть правительству Э. Барака. Когда А. Шарон согласился присоединиться к правительству, в моих глазах это означало, что все в порядке. Я помню, как ночью приехал к Э. Бараку в его резиденцию в Иерусалиме по его просьбе. Я слышал, как он окончательно договаривался по телефону с главой партии Шинуй Томи Лапидом. Э. Барак сказал мне с удовлетворением, что Томи согласен, все оговорено и все в порядке. К полуночи, выходя из кабинета Э. Барака после часовой беседы, во время которой мы обсудили те или иные аспекты соглашения о едином правительстве, я увидел в салоне Йоси Бейлина и еще нескольких членов руководства Рабочей партии, ожидавших встречи с Э. Бараком. Мы поприветствовали друг друга, и я поехал домой.