Геральт решительно вошел в корчму, кивнул бармену за стойкой и обосновался за угловым столиком. Тотчас прибежал официант и предложил меню. Ведьмак испросил «Подольского темного», практически не глядя ткнул несколько раз в названия блюд и вновь вернулся к размышлениям.

Говоря начистоту, Геральт не очень готов был отвечать на вопрос: «Что обосновалось в проливе комбинатского лимана?». Важнее было, откуда оно взялось. Ибо близость к месту событий пресловутого острова Первомайский, который чаще называли просто Майский, казалась подозрительной. Нет, это, конечно, могло быть случайностью. Но Геральт привык в подобные случайности не верить.

Он вынул наладонник и привычно вбил в план ближайших действий:

«1. Выяснить, что по нашей линии происходило на комбинате в последние пять…»

Геральт подумал, стер «пять» и написал заново:

«…десять лет».

Наверняка ведь что-нибудь происходило. Комбинатские к действующим ведьмакам в последние годы не обращались, это Геральт проверил, еще когда получил почту с запросом. Но на больших заводах все время происходит что-нибудь необъяснимое — механизмы ли шалят, еще ли чего. Далеко не всегда вызывают ведьмаков решить проблему: бывает — справляются своими силами, не считаясь со смертями, бывает — просто махнут рукой и смирятся. В общем, надо порасспрашивать местных, причем лучше не верхушку клана, а низовое звено и вольных обитателей комбината.

Подкрепившись, Геральт быстрым шагом вернулся на Львовскую площадь, спустился в метро и доехал до одесской трассы. Подобрал его первый же гном-дальнобойщик.

На юге все не так, это Геральт знал давным-давно. Знал крепко — он ведь где-то тут родился. Детство до Арзамаса он помнил очень плохо, но море и приморские пустоши отпечатались в сознании будущего ведьмака накрепко.

Самая окраина гигантского мегаполиса именем Большой Киев. Здесь полным-полно этих пустошей, совершенно лишенных строений, — лишь сухая земля да степные травы. Здесь берега обрываются в Черное море. Здесь мало живых и мало дорог, зато много простора и еще больше странностей. Здесь воздух свеж и просолен, а солнце печет так, что какой-нибудь белокожий эльф из уманского парка прожарится до нежно-поросячьего оттенка за какие-то полчаса.

Геральт вдохнул южного воздуха полной грудью, даже в голове помутилось. Оказываясь в этих краях, ведьмак почему-то всегда ощущал себя так, словно вернулся домой.

Невзирая на то, что дома у ведьмаков не бывает.

Чуть правее, на ближнем берегу лимана, распластался комбинат. Три башни-скруббера и одинокая труба ТЭЦ с жиденьким шлейфиком белесого дыма на топе высились над остальными строениями, как воспитатели детского сада над возящейся в песке малышней.

Геральт нарочно вышел из автобуса чуть пораньше, хотел пройтись и осмотреться. Увы, ничего особенного он не заметил: полузаброшенные причальчики в северной части лимана, однопутная железнодорожная ветка на Одессу да трубопровод, уходящий куда-то еще дальше на север.

Вообще комбинат расположился на отшибе, вокруг него почти не наблюдалось никаких заметных строений — только собственно Южный, крошечный микрорайончик Большого Киева, виднелся в некотором отдалении. Геральт знал, что Южный состоит из примерно сотни однотипных девятиэтажек белого кирпича и нескольких нежилых зданий, вроде гигантского супермаркета «Сельпо» или концертно-спортивного комплекса «Черномор».

В месте, где лиман примыкал к морю, располагался комбинатский порт. Большинство портовых сооружений находились на западном берегу лимана, но кое-что пробралось и на восточный — например, светло-серая свечка маяка, с десяток громадных ангаров или еще каких складов и несколько портовых кранов с решетчатыми ажурными стрелами, крашенными в темно-зеленый цвет. Там, где толпились краны, виднелись длинные пирсы — здесь наверняка и грузили комбинатскую химию на пресловутые херсонские баржи, очень некстати ударившиеся в панику.

Геральту пришлось отмахать пару километров пешком, прежде чем он добрался до проходной. На видном месте в теньке административного корпуса отдыхал потрепанный джип Ламберта. Завидев Геральта, джип дважды мигнул стоп-сигналами и приветственно бибикнул противоугонкой. Геральт вяло махнул ему рукой.

На звук из окна третьего этажа тотчас выглянул Ламберт, посмотрел сначала на джип, потом заметил Геральта, всплеснул руками и исчез. А когда Геральт вошел в здание и направился к хромированным турникетам, по невидимой от входа лестнице уже гулко топали чьи-то ботинки.

Не приходилось сомневаться — чьи.

Орки на проходной смотрели на Геральта без тревоги — скорее всего, они были предупреждены, что явится еще один ведьмак. Но никаких движений навстречу, никаких слов — просто таращились из будки, молча и без особого интереса. Только, как показалось Геральту, с легкой неприязнью, но это было как раз в порядке вещей.

По лестнице наконец-то ссыпался Ламберт и призывно поманил ладонью — заходи, мол. Геральт приблизился к турникетам, толкнул бедром перекладину одного из них и бочком протиснулся внутрь.

Все. Он на комбинате.

— Привет! — Ламберт от души двинул Геральта в плечо.

— Здравствуй, Ламберт, — поздоровался Геральт, поправляя сползшую лямку рюкзачка. — Осмотрелся уже?

— Осмотрелся.

— И как?

— С ходу не обрисуешь. Пойдем, для начала покажу наши хоромы. Нам номер люкс выделили.

— Тут что, есть гостиница?

— Целый этаж. Верхний.

— Ты же с третьего высовывался.

— А я не в номере был, с местными механиками толковал как раз.

Геральт кивнул и направился следом за коллегой. На лифт Ламберт не обратил никакого внимания: помчался вверх по лестнице, прыгая через ступеньку. Пришлось тоже прыгать — не отставать же?

Верхний этаж здания действительно куда больше напоминал гостиницу, чем административный заводской корпус: ковровые дорожки на полу, холл, кресла, фикусы, старенький телевизор, закуток со столом горничной. Сама горничная — благообразная полуорка в белоснежном передничке и таком же колпаке, больше похожем на поварской. Она поздоровалась с Геральтом, достаточно весело и приветливо, и сообщила, что постель ему заправила, а полотенца развесила в ванной. Геральт сдержанно поблагодарил.

Номер оказался даже не двух-, а трехкомнатный. Две уютных спаленки, каждая на одного живого, и огроменный общий зал. Кресел и фикусов и тут хватало, а телевизор был, как и в холле, один, но зато модерновый, размером чуть не во всю стену.

— Я в этой ночевал, — сообщил Ламберт, указывая на левую спаленку.

Геральт кивнул и вошел в правую. Койка и впрямь была заправлена и покрыта одеялом. Один уголок одеяла был призывно отогнут, хоть наплюй на все и лезь отдыхать да нежиться в эти накрахмаленные объятия.

Но Геральт, конечно же, сдержался. Сначала дело.