Но американская революция закрыла этот спасительный выход, и Великобритании пришлось искать новые места, куда можно было бы ссылать заключенных. Первоначально рассматривалось два основных варианта — район в тропической Западной Африке, находящийся в 400 милях вверх по реке Гамбия, и территория в устье Оранжевой реки на границе между современными ЮАР и Намибией. После трезвого размышления оба эти плана были признаны невозможными для исполнения и отвергнуты, в итоге выбрали последний оставшийся вариант — бухту Ботани-Бэй в Австралии, недалеко от того места, где находится современный Сидней, о которой в то время было немного сведений, в основном тех, что удалось получить во время путешествия капитана Кука в 1770 году. Таким образом, первыми европейскими поселенцами, прибывшими в Австралию в 1788 году, были осужденные и охраняющие их солдаты. Каторжников отправляли в Австралию до 1868 года, и вплоть до 1840-х годов именно они составляли большинство европейского населения страны.

Со временем в качестве мест для ссылки каторжников были выбраны четыре других прибрежных города, помимо Сиднея; они находились далеко друг от друга и были расположены недалеко от современных Мельбурна, Брисбена, Перта и Хобарта. Эти поселения стали центром пяти колоний, которыми Великобритания управляла раздельно, со временем они стали пятью из шести штатов современной Австралии: Новый Южный Уэльс, Виктория, Квинсленд, Западная Австралия и Тасмания, соответственно. Все пять первоначальных поселений находились в местах, выбранных скорее из-за наличия гаваней или расположения на реке, чем из-за условий, благоприятных для сельского хозяйства. Фактически все эти территории оказались малопригодными для сельского хозяйства и не могли обеспечить поселения пищей. Британия была вынуждена посылать продукты в колонии, чтобы прокормить осужденных, солдат и комендантов. Однако на территории около Аделаиды, которая стала центром современного штата Южная Австралия, дела обстояли иначе. Плодородные почвы этого района, возникшие в результате геологического подъема и довольно регулярных зимних дождей, привлекли немецких фермеров, единственную группу первых эмигрантов, прибывших не из Великобритании. В Мельбурне, в западной части города, тоже хорошие почвы, и в 1835 году в этом районе возникло процветающее сельскохозяйственное поселение, после того как колония ссыльных, основанная в 1803 году в восточной части города, вместе с бедными почвами быстро пришла в упадок.

Первую экономическую прибыль Великобритании австралийские колонии принесли от добычи тюленей и китов. Последующая прибыль была получена от овец, когда в 1813 году открыли путь через Голубые горы, в 60 милях к западу от Сиднея, благодаря которому появился доступ к обильным пастбищам за горами. Однако Австралия по-прежнему не могла прокормить себя самостоятельно, и Британия продолжала снабжать колонию продовольствием, так происходило до 1840-х годов, как раз перед первой золотой лихорадкой 1851 года, благодаря которой дела наконец-то пошли немного лучше.

Когда в 1788 году европейцы начали заселять Австралию, материк уже 40 000 лет населяли аборигенами, которые научились успешно и экологически рационально решать сложные проблемы, связанные с окружающей средой Австралии. В местах, захваченных европейцами с самого начала (колонии для осужденных преступников), и в районах, пригодных для сельского хозяйства, которые были заселены позднее, аборигены приносили белым австралийцам даже меньше пользы, чем индейцы белым американцам: в восточных Соединенных Штатах индейцы, по крайней мере, занимались земледелием и обеспечивали европейских поселенцев необходимым зерном, чтобы те смогли выжить в первые годы, пока европейцы не начали выращивать собственное зерно. Впоследствии индейские фермеры стали для американцев просто конкурентами и были убиты или же изгнаны. Австралийские аборигены, однако, не занимались земледелием, следовательно, не могли обеспечить переселенцев пищей, и в тех местах, где первоначально селились белые, аборигенов убивали или вытесняли. Такая политика проводилась в Австралии и в дальнейшем, когда белые стали расселяться в районах, пригодных для сельского хозяйства. Однако когда белые достигли районов, слишком засушливых для земледелия, но тем не менее пригодных для выпаса скота, аборигенов стали использовать в качестве пастухов для присмотра за овцами: в отличие от Исландии и Новой Зеландии, двух стран, занимающихся разведением овец, где нет местных хищников, угрожающих овцам, в Австралии обитают собаки динго, так что овцеводам требовались пастухи, и они нанимали аборигенов, поскольку в Австралии был дефицит белых работников. Некоторые аборигены также нанимались на китобойные суда, к охотникам на тюленей, на рыболовные и каботажные суда.

Как и норвежцы, заселившие Исландию и Гренландию (см. главы 6–8), британцы принесли в Австралию свою культуру и обычаи. Но, как и в Исландии и Гренландии, некоторые из этих новых ценностей оказались неподходящими для окружающей среды Австралии, и последствия некоторых из них сказываются по сей день. Пять из этих заимствований чрезвычайно важны. Речь об овцах, кроликах и лисах, о местной австралийской растительности, стоимости земельной собственности и о британском менталитете.

В XVIII веке Великобритания производила немного шерсти, импортируя ее из Испании и Саксонии. Во время наполеоновских войн, свирепствовавших как раз во время первых десятилетий освоения Австралии, Великобритания оказалась отрезанной от этих континентальных источников шерсти. Английский король Георг III был особенно заинтересован в решении проблемы, и при его поддержке англичане сумели тайно перевезти овец-мериносов из Испании в Британию и затем отправить некоторых из них в Австралию, чтобы эти овцы стали основой новых шерстяных стад. Австралия превратилась в главный источник шерсти для Великобритании. И наоборот, шерсть стала для Австралии основной статьей экспорта с 1820 по 1950 год, поскольку ее небольшой объем и высокая стоимость решали проблему «тирании отдаленности», таким образом оберегая более объемные вероятные экспортные товары Австралии от конкуренции на заокеанских рынках.

Сегодня значительная доля всей земли Австралии, пригодной для производства продуктов питания, все еще используется для овцеводческих хозяйств. Разведение овец стало отличительной чертой культуры Австралии, и сельские избиратели, чьи средства к существованию зависят от овец, играют непропорционально большую роль в политической жизни Австралии. Но пригодность местной земли для овец обманчива: хотя первоначально на этой земле росла пышная трава, и даже после очистки земли трава снова вырастала в изобилии, но продуктивность почвы была, как уже упоминалось, очень низкой, так что в действительности овцеводы вскоре исчерпали плодородность земли. Многие овцеводческие фермы пришлось спешно покинуть; существующее в наше время овцеводческое хозяйство Австралии нерентабельно (об этом будет сказано дальше); следствием разведения овец стало чрезмерное стравливание пастбищ, ведущее к разрушительной деградации земель (см. илл.[29]).

В последние годы появились предложения, что вместо овец в Австралии нужно разводить кенгуру, которые, в отличие от овец, являются исконно австралийским видом, приспособленным к местному климату и растительности. Говорят, что мягкие лапы кенгуру меньше вредят почве, чем жесткие копыта овец. Мясо кенгуру не жирное, полезно для здоровья и, по-моему, очень вкусное. Кроме того, у кенгуру ценная шкура. Все эти преимущества приводятся в качестве аргументов в защиту замены овечьих отар стадами кенгуру.