Так было и на этот раз: император подъехал к главным воротам на набережной Невы в коляске, сопровождаемый двумя конными жандармами, вышел из нее, сбросив шинель на руки городового, и прошел в Летний сад, где стал прогуливаться по аллеям с племянником и племянницей, оживленно с ними разговаривая. Никакой личной охраны с ним в этот момент практически не было. Обычный полицейский наряд в Летнем саду состоял всего из четырех полицейских чинов: надзирателя Черкасова и трех городовых — Степана Заболотина и Слесарчука, стоявших у главных ворот и не допускавших публику в сад, а также Артамона Лаксина, перекрывавшего вход в сад для публики через боковую калитку у Прачешного моста. За императором на почтительном расстоянии следовал по аллеям сада лишь один надзиратель Черкасов, остальные городовые оставались на своих постах.

Вскоре император показался из главных ворот, отвечая на приветствия собравшейся толпы своих подданных милостивыми кивками головы, и медленно прошел к экипажу, у которого его ждал с шинелью в руках городовой. В этот момент в живой коридор, по которому только что прошел Александр II, выскочил из толпы высокий молодой человек в коротком черном пальто, резким движением руки выхватил из-за пазухи пистолет и направил его в сторону царя. В толпе кто-то дико закричал. Услышав этот крик, Александр II быстро повернулся и увидел направленный на него черный зрачок пистолетного дула. Тут же прогремел выстрел, но пуля просвистела мимо императора. Как потом утверждали, кто-то из толпы успел ударить убийцу по руке и тем спас царя. Молодой человек бросился бежать по набережной в сторону Прачешного моста, за ним устремились в погоню отставной солдат, сторож Летнего сада Дмитрий Безменов и городовой Степан Заболотин, стоявший в момент выстрела у коляски царя. Безменову удалось схватить беглеца за полу пальто, а подбежавший Заболотин сбил его с ног. Другие преследователи начали было остервенело избивать его, но подоспевшему надзирателю Черкасову удалось вырвать «беднягу» из рук озверевшей толпы.

Избитого молодого человека, крепко держа за руки, подвели к царю. Министр внутренних дел П. А. Валуев, сделавший по горячим следам этого события запись в свой дневник, свидетельствует: «Государь спросил его, русский ли он и за что стрелял в него? Убийца отвечал, что русский и что Государь слишком долго будто бы нас обманывал. Другие говорят, что он сказал, что Государь обделил землею крестьян. Еще другие, что обратясь к толпе, он сказал: „Ребята, я за вас стрелял“. Эта последняя версия подтверждается с разных сторон».

По приказу царя схваченный террорист был направлен под охраной в Третье отделение, а Александр II, по воспоминаниям генерала П. А. Черевина, с пистолетом Каракозова в руках проехал туда же: «Войдя в дверь дома III отделения, Его Величество встретил сходящего по лестнице начальника штаба генерал-майора Мезенцова. Отдав ему пистолет, Государь сказал: „По мне сейчас был произведен выстрел из этого пистолета, преступник будет сейчас сюда привезен, узнайте, кто он“. Сказав это, Государь отъехал прямо в Казанский собор, а оттуда во Дворец». В Казанском соборе император принес за свое чудесное спасение благодарственную молитву Всевышнему. В своей записной книжке за это число он так отметил это трагическое событие: «Гулял с Марусей и Колей пешком в Летнем саду… Выстрелили из пистолета, мимо… Убийцу схватили… Общее участие. Я домой — в Казанский собор. Ура — вся гвардия в белом зале — имя Осип Комиссаров…» — кратко, лаконично, буднично.

Наследник престола, будущий император Александр III в своем дневнике более эмоционально отметил всеобщий восторг по случаю счастливого спасения отца и громовое «ура» общества: «Потом призвали мужика, который спас. Папа его поцеловал и сделал его дворянином. Опять страшнейший „ура“». Поддавшись общему настроению, император говорил близким и свите: «Бог спас меня, доколе я Ему буду нужен, Он будет меня охранять…» И служил молебны и истово молился. «Везде благодарят Бога; и Русь молится», — записывает в дневнике 9 апреля министр внутренних дел П. А. Валуев.

Итак, полный восторг, «страшнейшие ура», ликование народа, гром фанфар, а в России одним дворянином больше! Им стал никому доселе не известный костромской крестьянин (как и Сусанин), подмастерье-картузник Осип Комиссаров. Это он ударил по руке убийцу, спас царя и в мгновение ока превратился в народного героя и всеобщего любимца. Это он подменил всю царскую охрану и заткнул образовавшуюся в ней брешь!

Но не будем спешить с выводами…

«Спаситель» царя, новоиспеченный дворянин Осип Иванович Комиссаров, получивший к своей фамилии приставку Комиссаров-Костромской, между тем купался в лучах славы и всеобщего поклонения[146]. Вскоре в Петербурге и Москве появились многочисленные фотографии «спасителя», которые пользовались бешеным успехом у публики: их брали нарасхват. Еще бы, сам император поместил его фотографию в свой альбом! На голову счастливца и баловня судьбы, «небольшого, бледного, тщедушного человека», по описанию современника, как из рога изобилия, посыпались подарки и награды. Московское купечество вручило ему золотую шпагу; на его родине в селе Молвитино на деньги, собранные профессорами Петербургского университета, было открыто сельское училище; в Москве открыто среднее техническое заведение его имени — Комиссаровское училище; петербургское дворянство тоже не осталось в долгу и на собранные пятьдесят тысяч рублей приобрело ему поместье; наконец, Луи Наполеон наградил его орденом «Почетного легиона»! Согласно дневниковой записи П. А. Валуева за 1 сентября 1866 года, при закладке часовни в Летнем саду «в числе лиц, участвовавших в церемонии, был Комиссаров… Он украшен разными иностранными орденами, что дает ему вид чиновника, совершившего заграничные поездки в свите Высоких Особ». Поэт-вольнодумец Н. А. Некрасов на волне всеобщего верноподданнического восторга посвятил герою полные пылкого пафоса строки:

Кампания верноподданнического патриотизма вскоре перешла все разумные рамки и превратилась в неуправляемую вакханалию. 26 мая П. А. Валуев записывает в своем дневнике: «Пересол разных верноподданнических заявлений становится утомительным. Местные власти их нерассудительно возбуждают канцелярскими приемами. Так, могилевский губернатор разослал эстафеты, чтобы заказать адреса от крестьян… Факты о „чудесном“ спасении жизни Его Величества доходят до смешного…» К тому же Осип Комиссаров, по мнению министра, «…скоро обнаружил под рукою приставленных к нему неловких дядек свою умственную несостоятельность. Но главное то, что самый подвиг его в день 4 апреля оказался более чем сомнительным. Не доказано при следствии, чтобы он отвел руку или пистолет убийцы. Генерал Тотлебен, который первый пустил в ход эту повесть и, вероятно, действовал под влиянием мгновенных впечатлений и на основании непроверенных сведений и рассказов, теперь вообще признается изобретателем, а не открывателем Комиссарова».