en los rotos sillones de la vida

que extranamente quedan persiguiendo

el oro del espejo entre la bruma.

Entristecen sus cosas preferidas.

Грустят некогда выбранные ткани,

беззащитная одежда умерших,

портреты в зале. Дорогая тебе

черная шляпа под безжизненным солнцем.

Одинокая девушка в морском пространстве —

это предельное мастерство художника,

и поднятый воротник оканчивается

замечательно написанной складкой.

Ее отрешенные глаза еще горят

тем сиротством, которое всегда угнетает

в поломанных креслах жизни,

они пристально смотрят, выделяя

золото зеркала в этом тумане.

Грустят ее любимые вещи.

Обратим внимание на графическое отображение мелодии стихотворения (см. график № 13).

График № 13

В сущности, тема стихотворения – оживающие в сознании автора портреты в пустом зале, в конечном итоге, один портрет, о котором речь пойдет дальше. То, что в стихотворении речь идет о портрете, становится ясно из третьей строки – «retratos en la sala…» – абсолютно совпадающей по уровню своей звучности со средней звучностью всего стихотворения: 4,92. В другой строке, ближе всего подходящей к идеальному среднему уровню – «con aguella orfandad que siempre abruma», – звучит мотив сиротства, характерного не только для взгляда девушки, смотрящей с портрета. Это настроение всего стихотворения: печать сиротства и на оставленных бесполезных и беззащитных вещах, и в душе лирического героя, наблюдающего эти вещи. Закономерно, что уровень звучности этой строки»; всего на две сотых отстоит от идеального среднего уровня всего стихотворения.

Не менее характерен здесь и самый низкий уровень звучности, представленный первой и последней строками. Глубокая тяжесть душевного состояния лирического героя, грусть вещей, лишившихся своей внутренней сопричастности живой жизни людей, которым они дороги, – окаймляет произведение. Как видим, не только лексико-семантически, но и музыкально, в звуке, проявляется «кольцевая» композиция стихотворения.

Процесс «оживления» интерьера в зале также поддерживается мелодией стиха. Перед нами постепенное возрастание звучности стихотворения от первой к пятой строке (4,61 – 4,70 – 4,92 – 5,24 – 5,38). Явление девушки – «Desolada muchacha en la marina» (5,38) – высшая точка этого подъема звучности, и в непосредственном нашем восприятии оно не кажется неожиданным или внезапным, так как подготовлено мелодическим развитием стихотворения. Немаловажно, что строки, окружающие эту эмоционально наиболее яркую строку стихотворения, являются единственными привычно зарифмованными строками: diestro-maestro, marina-termina. Это свидетельство сознательного музыкального выделения строки «Desolada muchacha en la marina». Все три самые звучные строки стихотворения связаны только с этим образом. Кроме приведенной строки, высокое звучание образуют стихи «das alejados ojos aun ardiendo» (5,19) и «el oro del espejo entre la bruma» (5,27). Две последние строки – это глаза, живой, «горящий» взгляд, который глядит на нас с портрета и с его зеркального отражения; так что лирический герой стихотворения и мы вместе с ним оказываемся в окружении этих живых, глубоких и прекрасных глаз, которым, как и всему живому, свойственно движение. Этот взгляд преодолевает границу бытия-небытия и живой из небытия неотступно преследует («persiguiendo») и золоченое зеркало, и лирического героя, и нас. Взгляд девушки исполнен трагизма, который передан не только в образах, но и в музыке стиха. Обратите внимание на движение кривой уровня звучности от девятой до тринадцатой строк: тема сиротства, образ «поломанных кресел жизни», – все понижает уровень звучания стиха, чтобы образ золоченого зеркала вновь резко его поднял. Строка «elorodel espejo entre la bruma» дана в самом резком в произведении контрасте звучания: перепад ее звучности с предшествующей и последующей строками составляет 0,53 и 0,72 единицы, а это значит, что внутренняя напряженность стиха достигает своего апогея.

Особое место в произведении занимает тема творчества, представленная строками «el absolute puno del maestro // yellevantado cuello que termina // por un doblez sinceramente diestro». Все строки эти не только «однотемны», но и «однострунны»: на графике видно, что они образуют отдельную группу весьма близких по звучанию стихов (4,88 – 4,77 – 4,83). Тема творчества приближена к среднему уровню звучности стихотворения, тем не менее она приглушенней и образа девушки в морском пространстве, и неотступно глядящих на нас ее глаз. В самом деле, кисть мастера воссоздала жизнь во всей ее полноте, и именно эта, воссозданная им жизнь, а не само мастерство художника привлекает внимание поэта. Хотя он и отдает должное этому мастерству, может быть, несколько нарочито, из необходимости, как несколько нарочито и само мастерство художника, с этой «замечательно написанной складкой».

Одиночество страдающей девушки чувствуется во всем: и в «грустящих» и брошенных в пустом зале вещах, и в ее портрете, и в золоченом зеркале. Под покровом этих «неживых предметов» – подлинная, не исчезнувшая со временем, но как бы притаившаяся жизнь.

Такое ощущение живого через неживое свойственно Элисео Диего и в других его произведениях; например, в стихотворении «В гостях у Ивана Сергеевича», где мир Тургенева предстает перед нами во всем его неповторимом и тонком своеобразии, и где дом, мебель и вещи великого русского писателя хранят «притаившуюся» за ними, невидимую, но никогда не исчезающую жизнь.

Что же касается мелодии стиха, то она, как видим, в стихотворении Э. Диего соответствует смыслу и композиции произведения в той же степени, как это было и у Кольриджа.

А вот стихи, традиционно разбитые на строфы, композиция которых (в отличие от только что разбиравшихся произведений) представляется абсолютно понятной при первом же их прочтении. Отразится ли четкость строения стиха в его мелодии?

Ви щасливі, пречистії зорі,

ваші промені – ваша розмова;

якби я ваші промені мала,

я б ніколи не мовила й слова.

Ви щасливі, високії зорі,

все на світі вам видко звисока;

якби я так високо стояла,

хай була б я весь вік одинока.

Ви щасливі, холоднії зорі,

ясні, тверді, неначе з кришталю;

якби я була зіркою в небі,

я б не знала ні туги, ні жалю.

(Леся Українка. «Ви щасливі, пречистії зорі…»)

В этом стихотворении нет какой-либо отдельной строки, способной вобрать в себя квинтэссенцию смысла всего произведения: его основа – сопоставление «зорі – я», раскрывается только в целой строфе. Каждая строфа обязательно двухчастна: две первые строки – о звездах, две последние – о себе. Первая и третья строфы развивают единую поэтическую мысль, причем в третьей строфе конкретизируется смысл первой: «я б