Недели две я не был на лежбище. Пришел вчера и еле узнал его.

Там нет уже разделения на главное лежбище и площадку холостяков: секачи, холостяки, матки – все смешалось в одно мирное стадо. А черных котиков не узнать: они выросли, превратились в серых и плавают вместе со взрослыми.

Старики и молодые все дальше отплывают от берега. Частенько бывает, наши отправляются в гости на Медный, а медновские гостят у нас. Скоро всем им трогаться в далекий путь. Перед отвалом медновские и наши собьются в одно стадо.

Я долго стоял на вышке и разглядывал котиков в сильный бинокль. Глаза устали. Я положил бинокль и стал глядеть на море. Гладкие черные головы зверей то появлялись, то исчезали в воде.

Вдруг странное зрелище привлекло мое внимание: вдали от берега мчалось что-то длинное, темное. Оно змеей извивалось на поверхности моря и, как иглой, прошивало волны.

Издали это «что-то» очень напоминало спину какого-то быстроходного морского животного, но гигантских размеров: в длину оно было метров тридцать.

Я опять взял бинокль.

Разгадка оказалась проста. То, что невооруженному глазу казалось гигантской спиной, было – как бы это сказать? – было чем-то вроде чехарды или пятнашек.

Молодые котики играли. Длинной вереницей они гнались друг за другом, то выбрасываясь из воды, то ныряя. Их было много, и их спины образовали почти сплошную, быстро двигающуюся ленту.

На обратном пути с лежбища я видал молодых ванек.

Теперь уж их не догонишь: здорово научились бегать.

В селении ждут парохода. Он должен был прийти в августе, но вот уже скоро половина сентября, а парохода нет и нет.

Разом пропала надоедливая мясная муха. Алеуты заканчивают заготовку юколы (вяленой рыбы). Прекратился ход нерки в реке. Но без перерыва пошла другая рыба – кижуч. Он тоже из лососевых, но крупнее, не такой красный, как нерка, и – на мой вкус – гораздо вкуснее ее.

Кижуча заготовляем только для себя, собак им не кормим и песцов не подкармливаем.

У алеутов главная забота сейчас – сенокос.

На острове штук до сорока коров, две козы и одна лошадь, и всем им надо заготовить на зиму сена. Вот свиньи, с теми просто: посадил в шлюпку, отвез в закрытую скалами бухту и пустил гулять на воле. Через скалы им не удрать, а съедобных морских водорослей, морских огурцов, ежей на лайде хватит на целое стадо. Быстро жиреют свиньи на берегу, во всякое время года там для них корм.

А сена накосить да высушить тут – дело трудное.

Хорошей травы мало. Есть заросли трав – пучки, лабазника – выше человеческого роста. Но эти травы не годятся в корм. Добрая трава растет только в долинах рек. Тут алеуты и косят. Верней сказать, рубят траву сплеча: косы у них – не русские литовки, а особенные, американские. Но накосить не так трудно, трудно высушить. Редко, очень редко выдается у нас солнечный денек. Все туманы, туманы и бус – мелкий дождичек, водяная пыль с неба. Как тут сушить сено? Нужно перейти на силос.

Пока мужчины косят да сушат, женщины собирают ягоды. Ягода у нас разная: морошка, княженика, рябина, шикша. Шикша – ягода черная, растет вроде вереска. Сухими ее кустиками хорошо разжигать костры и топить печи; на вкус она ни сладкая, ни горькая, ни кислая.

Самая вкусная у нас ягода – рябина. Можно из нее варенье варить, можно и так есть: здесь она без горечи. А деревья – смотреть жалко: по колено рябина.

Катер закончил развозку юколы по ухожам. Возит теперь бригады плотников-алеутов, идет ремонт и чинка юрташек.

А парохода все нет. Придет ли в этом году?

21 сентября – 2 октября

Остров Беринга

Показался наконец пароход! Шлюпки полетели ему навстречу.

Опять разгружают кунгасы муку, сухие овощи, консервы, чай, сахар, конфеты, мануфактуру, уголь. Разгрузка идет медленно: чуть ветер, пароход снимается с якорей и отходит в море.

Наконец выгрузка закончена. Но тут ударил шторм. Пароход скрылся из глаз.

Три дня гремел ветер. Три дня мы жили между надеждой и отчаянием: вернется пароход или уйдет совсем?

На четвертый день ветер спал. Пароход вернулся.

Началась погрузка. Кунгасы повезли бочки.

В этом году отправляем тридцать бочек с засоленными котиковыми шкурками, даем государству четыреста драгоценных шкурок с одного нашего острова да с Медного пятьсот.

Есть у нас груз и похитрей: живые ваньки.

Хлопотно с ними и трудно.

Давно уже алеутки наготовили им подорожничков – галет. Галеты для ванек делаются так: третья часть муки простой, третья часть тука – муки из сушеной рыбы – и третья часть риса и сушеных овощей.

Еще выдается на каждого ваньку юкола из расчета полрыбины в день на все долгое путешествие. А путешествие может продлиться очень долго, смотря какая погода. Ехать ванькам на пароходе до самого Владивостока. Даем для них сена на подстилки да песку – чистить клетки.

Клетки стоят в трюме. Их привез пароход с собой. Привез он еще и пищу для ванек, кроме той, что полагается от нас: компот, молоко консервированное.

Словом, поедут наши ваньки барами.

Теперь надо их на борт доставить. Схватишь такого барина за шиворот – и в мешок. Завяжешь. Потом другого, третьего, мешков десять надо на шлюпку.

А не лежат на полу мешки, скачут! Четвертый, пятый мешок завязал, а первый уж пустой лежит: ванька в нем дырку прогрыз и – поминай как звали! Пока за ним гоняешься, другой удерет.

Наконец все десять веселых мешков погрузили в шлюпку, отчалили. И тут покою нет: то из одного мешка, то из другого высунется острая мордочка и глядит с любопытством: «Куда это меня везут?»

Того и гляди, выскочит – и в воду.

На денек отлучился я проведать котиков.

По дороге видал ванек. Молодые уже ушли от родителей, живут сами по себе. У стариков незаметно отрастает голубоватый, пушистый, густой зимний волос.

Пошли грибы. Леса у нас нет, а грибов много. Множество красных, или, как зовут их в русских деревнях, подосиновиков. Здесь их так не назовешь – осины здесь и в глаза не видали. Много и березовиков; березки же крошечные, выше четверти от земли не поднимаются; от травы их с первого взгляда и не отличишь.

И вот замечательная особенность: грибы у нас без порчи, ни червя в них не найдешь, ни улитки. Любой годится в пищу. Алеутки много их набирают и сушат.

На котиковом лежбище ничего нового. Только секачей почти не видно. Они впервые отправляются в путешествие.

* * *

Пароход простоял у наших берегов две недели и ушел.

Теперь до весны не увидим. Девять долгих зимних месяцев будем одни. Идет снег. И сразу тает. Стая за стаей отлетают от нас ары, розовые чайки-говорушки, бакланы-урилы.