Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все окна вагончика были открыты, несомненно, для того, чтобы в нем было достаточно прохладно для работы. Робин обошла здание, пока не скрылась из поля зрения других рабочих, затем прокралась к окну в задней части вагончика, через которое тихие голоса Бекки и Эмили были едва различимы.
— …не понимаю, в чем проблема, я же соглашалась с тобой.
— Почему ты смеялась?
— А как ты думаешь? Разве ты не помнишь, когда мы узнали Линь…
— Замолчи. Замолчи сейчас же.
— Хорошо, тогда я…
— Вернись. Вернись сюда. Почему ты заикнулась о невидимости?
— О, мне теперь разрешено говорить, так? Ну, это то, что произошло, по твоим словам. Это ты сказала мне, что я должна говорить.
— Это ложь. Если ты сейчас хочешь рассказать другую историю, давай, никто тебя не останавливает!
Эмили издала что-то среднее между вздохом и смехом.
— Ты грязная лицемерка.
— Говорит человек, который вернулся сюда, потому что ее ЭМ вышла из-под контроля!
— Моя ЭМ? Посмотри на себя! — сказала Эмили с презрением. — В этом месте больше ЭМ, чем в любом другом филиале ВГЦ.
— Ну, тебе ли не знать, тебя уже выгнали из большинства. Я думала, ты осознаешь, что висишь на волоске, Эмили.
— Кто сказал?
— Мазу. Тебе повезло, что ты не под Третьей Меткой после Бирмингема, но это все равно может произойти.
Робин услышала шаги и догадалась, что Бекка решила уйти на этой угрожающей ноте, но Эмили заговорила снова, теперь уже в отчаянии.
— Ты бы предпочла, чтобы я пошла тем же путем, что и Кевин, не так ли? Просто убила бы себя.
— Как ты смеешь говорить со мной о Кевине?
— Почему я не могу говорить о нем?
— Я знаю, что ты сделала, Эмили.
— Что я сделала?
— Ты говорила с Кевином для его книги.
— Что? — переспросила Эмили, будто уже ничего не понимая. — О чем ты?
— Та отвратительная комната, в которой он застрелился, была вся исписана, и на стене он написал мое имя и что-то о заговоре.
— Думаешь, Кевин стал бы разговаривать со мной после того, как мы…?
— Заткнись, ради бога, заткнись! Ты не заботишься ни о ком, кроме себя, не так ли? Ни о Папе Джее, ни о миссии…
— Если Кевин и знал что-то о тебе и заговоре, то не я ему рассказала. Но он всегда был со мной согласен в том, что ты кусок дерьма.
Робин не знала, что Бекка сделала дальше, но Эмили ахнула от боли.
— Ты должна есть овощи — сказала Бекка, ее угрожающий голос был неузнаваем в сравнении с тем радостным тоном, которым она обычно говорила. — Слышала меня? И ты будешь работать на огороде и получать от этого удовольствие, или я скажу Совету, что ты вступила в сговор с Кевином.
— Не скажешь, — сказала Эмили, уже рыдая, — ты не сделаешь этого, чертова трусиха, потому что ты знаешь, что я могла бы им рассказать, если бы захотела!
— Если ты о Дайю, то давай. Я сообщу Папе Джею и Мазу об этом разговоре, так что…
— Нет-нет, Бекка, не надо…
— Это мой долг, — сказала Бекка. — Можешь рассказать им, что ты там видела.
— Нет, Бекка, пожалуйста, не говори им…
— Могла ли Дайю становиться невидимой, Эмили?
Наступило короткое молчание.
— Да, — произнесла Эмили дрожащим голосом, — но…
— Либо могла, либо не могла. Какой вариант ты выбираешь?
— Она… могла.
— Правильный ответ. И чтобы я больше никогда не слышала от тебя ничего другого, ты, грязная маленькая свинья.
Робин услышала шаги, и дверь вагончика захлопнулась.
59
Напоминание… Преддверие хаоса и приближение его чувствуется на каждой ступени данной ситуации.
«И цзин, или Книга перемен»
Перевод Ю. К. Щуцкого
После дешевого маскарада с покупкой веревки братья Фрэнки решили приобрести старенький фургон. Учитывая, что они продолжали следить за домом актрисы, а также предыдущие судебные заседания обоих братьев по обвинению в сексуальных преступлениях, Страйк был вынужден прийти к выводу, что эта парочка действительно могла планировать похищение. Он во второй раз связался со столичной полицией и передал им новую информацию, включая фотографии прячущихся возле дома клиентки братьев, и предупредил Ташу Майо о необходимости принять все возможные меры предосторожности.
— Я бы настоятельно рекомендовал тебе поменять свой распорядок дня, — сказал он ей по телефону. — Измени время посещения спортзала и так далее.
— Мне нравится мой распорядок, — проворчала она. — Ты уверен, что не воспринимаешь все слишком серьезно?
— Я буду выглядеть идиотом, если выяснится, что они планируют отправиться в турпоход, но в последнее время Фрэнки определенно усилили за тобой наблюдение.
Последовала небольшая пауза.
— Ты меня пугаешь.
— Было бы ошибкой не высказать свое мнение на этот счет. Кто-нибудь мог бы приехать и пожить у тебя немного? Друг, член семьи?
— Может быть, — мрачно произнесла она. — Боже. Я думала, они просто немного странные и навязчивые, и совершенно не опасные.
На следующий день Страйк сидел за столиком в ресторане «Жан-Жорж» отеля «Коннахт», откуда мог наблюдать за выходками богатой семидесятичетырехлетней матери их недавнего клиента, которая обедала со своим сорокаоднолетним спутником. Страйк был в очках, которые ему были не нужны, но в их оправе была спрятана крошечная камера. Пока что он снял, как женщина довольно часто хихикает, особенно после того, как ее спутник в темном костюме, который заботливо помог ей снять пальто и убедился, что она удобно сидит, был принят посетителями за соседним столиком за официанта.
Понаблюдав за тем, как пара заказывает еду и вино, Страйк попросил куриный салат, снял очки и положил их на стол так, чтобы они продолжали запись. После чего он поймал на себе взгляд довольно привлекательной темноволосой женщины в черном платье, так же обедавшей в одиночестве. Она улыбнулась.
Страйк отвернулся, не ответив на улыбку, и взял телефон, чтобы прочесть дневные новости, в которых неизменно доминировал «Брексит». Референдум должен был состояться через неделю, и Страйку успела надоесть истерика в газетах по этому поводу.
Потом он заметил ссылку на статью, озаглавленную «Виконтесса арестована за нападение на бойфренда-миллиардера».
Он открыл ссылку. На экране телефона появилась фотография находящейся на темной улице, растрепанной Шарлотты в сопровождении женщины-полицейского.
Бывшая светская львица девяностых Шарлотта Кэмпбелл, 41 год, ныне виконтесса Росс, была арестована по обвинению в нападении на американского отельера-миллиардера Лэндона Дормера, 49 лет.
Соседи Дормера в районе Мейфэр вызвали полицию рано утром 14 июня, обеспокоенные шумом, доносившимся