Тыкали во все стороны копья – наобум и с целью, с коварным проворством, скользкими остриями. Вот одно словно невзначай скользнуло кому-то в грудь. Человек повалился навзничь, тряся головой – дескать, нет, нет! Рука несчастного по привычке нашаривала рукоять, а его уже втаптывали в грязь безжалостные башмаки.

Зоб отбил щитом вражеское копье, а сам ударил мечом. Лезвие чиркнуло по горлу, запрокинув врагу голову. Хлестнула кровь. Человек упал, забавно при этом загудев – мелодия напоминала начало старинной песни.

За ним открылся офицер Союза в невиданно красивом доспехе – зеркальном, с золотыми узорами. Он отбивался грязным мечом от Черного Доу, который очень некстати поскользнулся и упал на колени. «Стой возле своего вождя». Зоб с ревом поспешил на выручку, топая по лужам в фонтанах грязной воды, и бездумно рубанул по прекрасной кирасе, испортив ювелирную работу. Владелец доспеха согнулся. Еще удар, на этот раз колющий. Человек Союза повернулся, как раз когда меч Зоба, скрежетнув, вошел под нижний край кирасы. Вошел глубоко, надежно, оттолкнув этого расписного красавца.

Руки по локоть обагрились горячей кровью. Зоб завозился с рукоятью меча, который упорно не желал выходить из негодяя; лезвие приходилось вертеть и самому топтаться в безумном объятии с неприятелем. Лицом к лицу, щекой к щеке, чувствуя сип его дыхания, царапанье его щетины. А ведь он, Зоб, пожалуй, с Кольвен ни разу не был так близко. Но ведь выбор сделан? Выбор…

Одного желания не всегда достаточно, а потому как ни рвался Горст, добраться туда он не мог. Слишком много людей на пути. Когда он, отрубив ногу последнему, откинул его с дороги, старик-северянин уже вонзил меч Челенгорму в кишки – из-под блестящей от дождя кирасы торчал кончик кровавого острия. Когда убийца выдирал меч, выражение лица у генерала было до странности благостным. Он чуть ли не улыбался.

Искуплен.

Старый северянин обернулся на вой Горста и вскинул щит. Под ударом стали полетели щепки, насаженный на клинок щит крутанулся на руке и врезался металлическим ободом старику в голову, опрокинув его набок. Горст шагнул, думая закончить дело, но на пути опять кто-то встрял. Как всегда. Совсем еще мальчишка – кричит, размахивает топориком. Небось всегдашнее: убью-прибью, гыр-гыр-гыр. Умереть Горст был, разумеется, совсем не против. «Хотя этому недоумку я такого удовольствия не доставлю». Он отдернул голову, топорик безопасно отскочил от наплечника, и, подцепленный длинным клинком, описал кривую в сыром воздухе. Юнец что было сил пытался удержать топоришко, да куда там: тяжелое лезвие вырвало его из рук и раскроило лицо так, что брызнули мозги.

Вблизи шелестнул кончик меча; Горст отклонился, ощутив на щеке ветерок, а под глазом пустяковое жженье. Вопящая толпа раздалась, а битва из единого слаженного натиска распалась на очаги и очажки неприглядно дерущихся вымокших людей по самому центру Героев. Всякая видимость тактики, строевых построений, приказов и даже сторон исчезла. Вот и хорошо, а то лишняя путаница.

Откуда-то возник полуголый северянин с мечом таких размеров, каких Горст прежде и не видывал. «А уж я их повидал». Абсурдно длинный, как будто выкованный для великана. Тускло-серый, матово отливающий под дождем металл с единственной литерой, выдавленной у рукояти.

Северянин был как с рисунка художника, в глаза не видевшего, что такое битва. Хотя глуповатые на вид могут быть так же смертоносны, как и глуповатые на слух; что же до спесивой заносчивости, то Горст всю ее выкашлял у Кардотти, в дыму его Дома утех. Человек каждую схватку должен воспринимать как последнюю. «Может, это она и есть? Попробуем надеяться».

Видя, как локоть северянина поднимается для бокового удара, Горст бдительно качнулся назад и двинул навстречу щит, одновременно готовясь напасть. Однако вместо того, чтобы махнуть сбоку, северянин использовал огромное лезвие как копье; острие мелькнуло мимо щита и вскользь визгнуло по нагруднику, да так, что Горст от неожиданности запнулся и чуть не упал.

Однако финт. Подавив неистовое желание отпрыгнуть, он заставил себя держать взгляд на чужом лезвии и увидел, как острие дугой сверкнувших капель устремилось как раз туда, куда Горст едва не метнулся, но исхитрился увернуться, и здоровенная лопасть просвистела мимо, зацепив налокотник, который от удара лопнул. Сам же Горст кинулся вперед, но острие его клинка секущим ударом прошло лишь по пелене дождя, а полуголый противник ускользнул. Горст со всем возможным проворством замахнулся для безжалостного броска, но человек оказался внизу и с не менее ужасающим проворством вскинул длиннющее лезвие. Два клинка со звоном грянули один о другой ударом, от которого отнимаются пальцы. Противники разомкнулись, зорко озирая друг друга. Глаза северянина, несмотря на назойливый дождь, смотрели со спокойной внимательностью.

Оружие у него походило на реквизит из комедии дурного пошиба, однако шутом этот богатырь не был. Длинное лезвие давало ему множество возможностей и в обороне, и в нападении. Стоит ли говорить, что таких приемов в «Формах владения мечом» Рубиари не значится. Да и меча такого там не описано. «Видно, мы с ним оба мастера».

Между ними нарисовался солдат Союза; из-под сложенных на животе рук текла кровь.

Горст нетерпеливо сшиб его на сторону щитом, а сам прыгнул на полуголого северянина. От колющего удара тот увернулся, а режущий парировал быстрее, чем можно себе представить при таком весе металла. Тогда Горст сделал выпад вправо и веером влево с низким замахом. Северянин оказался готов и к этому: отпрыгнул, дав клинку Горста беспрепятственно взрыть грязь и отхватить стопу сражающемуся солдату, который, вякнув, упал. Ну так не стой на дороге, олух.

Горст едва успел выпрямиться, когда здоровенное лезвие мелькнуло навстречу; резко втянув воздух, он нырнул за щит. Меч шарахнул, оставив в и без того побитом металле жутчайшую вмятину; щит под ударом дернулся, и Горст своим же кулаком получил жестокую зуботычину. Но на ногах удержался, отмахнул назад и, чувствуя во рту вкус крови, всем весом кинулся вперед и двинул щитом по голому торсу северянина, при этом нанес молниеносный удар росчерком – слева поверху и справа понизу. Под верхний северянин поднырнул, но нижним удалось чиркнуть его по ноге самым кончиком меча, отчего колено подогнулось и хлестанула кровь. «Счет в мою пользу. А теперь для завершения».

Горст взмахнул мечом, но углядел краем глаза шевеление, изменил угол замаха и с ревом рубанул по широкой дуге, открыв плечо. Какой-то карл получил по шлему, ударом бедолагу подняло и обрушило вниз головой на вразнобой торчащие копья. Горст крутнулся назад, орудуя мечом, как косой, но северянин с беличьим проворством отскочил, Горст лишь успел поднять рядом с ним фонтан грязной воды. Когда противники вновь поглядели друг на друга, Горст поймал себя на том, что улыбается. Кровавая возня вокруг казалась унылым посторонним кошмаром. «Когда душа у меня так пела в последний раз? Было ли такое со мной вообще?» Сердце билось в упоении, кожа нежилась под блаженно прохладными струями дождя. Все смятения, разочарования, неудачи – пустой звук. Каждая деталь схватки вспыхивала, словно пламя в темноте, всякое движение – и свое, и противника – было полно поэтики. Есть только победа или смерть. Северянин улыбнулся, когда Горст отбросил в грязь изувеченный щит, и кивнул. «Мы признаем друг друга, понимаем и встречаемся как равные. Как братья». Есть уважение, но пощады не будет. Любое колебание со стороны одного будет оскорблением навыкам другого. Поэтому Горст тоже кивнул и снова бросился вперед.