Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас мы обязаны исходить из того факта, что сложилась особая область науки и технологии, предметом которой является создание и демонтаж народов – демотехника. В рамках ее понятий можно построить плодотворную модель «оранжевой» революции и борьбы с ней. Такую модель и предлагает Р. Шайхутдинов, вводя в обиход сам термин «демотехника». Вот как он видит возможность победы над «оранжевой» революцией в России:
«Киргизские события показывают очень важную вещь: если тысяча людей, объявившая себя народом, начинает что-то требовать, то власть не может удержаться, если не появляется другой народ, который выходит на ту же площадь и говорит: „мы не хотим так, как вы требуете“. Только если между этими народами возникает напряжение, а может быть даже и столкновение, власть оказывается нужной, необходимой. Но именно народ, а не фальшивые созданные политтехнологами „движения“.
Ведь если этого народа, который готов существующую власть и существующий порядок защищать, нет – то значит, власть действительно никому не нужна. Этого не понимают политтехнологи, работающие в идеологии обмана народа и создающие подделки («фальшивки») народа в форме псевдо-общественных движений. И дело тут не в «контрреволюционных молодежных политических движениях» и не в «федаинах» – а в том, чтобы начал, наконец, существовать народ, поддерживающий существующий порядок».
В гл. 21 приведены представления Р. Шайхутдинова о том, как может развиваться фрагментация России, раздираемой несколькими «новыми» народами, сплотившимися на основе культурной общности («западники»), исламского фундаментализма или местнических интересов (Сибирь). Преодоление всех этих сепаратизмов он видит в том, что на политическую арену выходит народ, защищающий целостность России и вступающий с каждым народом-сепаратистом в диалог или столкновение:
«Если, например, в Сибири возникает сильное сепаратистское общественное движение, то должно появиться сильное, равномощное ему, движение, ориентированное противоположно, члены которого бы заявляли, что они хотят жить в России и не хотят, чтобы Сибирь или Дальний Восток были отдельными государствами. И это не должно быть движение в европейской части страны, которое бы твердило „Не отпустим“ (все помнят, чем кончил фараон из книги Исхода) – этому реально может помешать лишь движение, укорененное в Сибири, но желающее сохранения России… И только тогда, когда между этими двумя народами возникает содержательное столкновение, напряжение, взаимодействие – власть оказывается нужна. Тогда именно она пытается этот вопрос регулировать, пытается создать такой порядок, который бы устраивал обе стороны – и тогда возникает основание для подлинной демократии».
Здесь стоит вспомнить 1917 г. Временное правительство способствовало децентрализации и сепаратизму не только национальных окраин, но и русских областей. Резко усилилось движение за автономию Сибири. Конференция в Томске (2-9 августа 1917 г.) приняла постановление «Об автономном устройстве Сибири» и даже утвердила бело-зеленый флаг Сибири. 8 октября I Сибирский областной съезд постановил, что Сибирь должна обладать всей полнотой законодательной, исполнительной и судебной власти, иметь Сибирскую областную думу и кабинет министров. Ожесточенными противниками «областничества» были только большевики. После Октября Дума Сибири не признала советскую власть и была разогнана.
В 90-е годы «областничество» набирало силу уже в Российской Федерации – под знаменем идеологии этнорегионализма. Один из ведущих идеологов татарской интеллигенции Р.Хаким писал в книге «Сумерки Империи» (1993 г.): «Региональные интересы и в целом идея регионализации могут стать для России выходом из идеологического тупика». А в Якутии в среде интеллигенции культивировали идею формирования региональной общности «людей, живущих по морально-этическим нормам Севера».
С уходом Ельцина «областничество» ушло в тень, хотя никуда не делось и сдерживается, скорее, административными рычагами. Напротив, «племя» западников даже в тень не уходило и мобилизуется уже в открытой конфронтации с режимом В.В.Путина. Здесь мысль Р.Шайхутдинова еще более определенна: «То же – с „прозападным народом“: если какая-то часть народа говорит „Мы хотим в Европу“ (как было на Украине), то для того, чтобы этому противостоять, должен возникнуть другой народ, который заявляет: „Мы не хотим в Европу, мы хотим здесь жить и жить по-своему, а не по европейски“. И снова, в условиях такого взаимодействия появляется необходимость во власти…
Но если мы выяснили, что противостоять возможным сценариям потери власти в России могут только такие народы, стоящие за единство и целостность России и за сохранение ее суверенитета на основе сформированного в России типа порядка – то мы должны себе задать вопрос: есть ли те, кто может составить собой такой народ?
Есть ли у нас сильное общественное движение, которое будет говорить, что Сибирь – это Россия, мы и есть Россия, наша задача развивать ее? Есть у нас антизападное движение, такое, которое было бы против глобализации, против навязывания европейских стандартов?»
И в конфликте с «западниками» большевики стали организационным воплощением воли народа, желавшего жить в России. Этим многонациональным народом Красная Армия воспринималась как своя армия. При Временном правительстве Украина отделилась от России – западники-либералы буквально разгоняли народы. Глава образованного Украинской Центральной Радой правительства (Директории) В.К.Винниченко в воспоминаниях, изданных в Вене в 1920 г., признает «исключительно острую неприязнь народных масс к Центральной раде» во время ее изгнания в 1918 г. большевиками, а также говорит о враждебности, которую вызывала проводимая Радой политика «украинизации»: «Ужасно и странно во всем этом было то, что они тогда получили все украинское – украинский язык, музыку, школы, газеты и книги».
Речь шла о том, что этот народ желал жить в России и «жить по-своему, а не по европейски». В тот исторический момент эту возможность и давал советский проект. Этот цивилизационный смысл большевизма тогда прекрасно понимали и западники, и традиционалисты. В том числе на Западе. Вальтер Шубарт в своей известной книге 1938 г. «Европа и душа Востока» пишет: «Самым судьбоносным результатом войны 1914 года является не поражение Германии, не распад габсбургской монархии, не рост колониального могущества Англии и Франции, а зарождение большевизма, с которым борьба между Азией и Европой вступает в новую фазу… Дело идет о мировом историческом столкновении между континентом Европы и континентом России…
То, чего Запад боится, – это не самих идей, а тех чуждых и странных сил, которые за ними мрачно и угрожающе вырисовываются, обращая эти идеи против Европы. Большевистскими властителями тоже руководит настроение противоположения Западу. То, что случилось в 1917 году, отнюдь не создало настроений, враждебных Европе, оно их только вскрыло и усилило. Между стремлениями славянофилов и евразийцев, между лозунгами панславизма и мировой революции разница лишь в методах, но не в цели и не в сути. Что касается мотивов и результатов, то все равно, будут ли призываться к борьбе славяне против немцев или пролетарии против капиталистов. В обоих случаях мы имеем дело с инстинктивной русской попыткой преодолеть Европу».