Чтобы не остаться в конце без позитива, добавим и радостную весть — туристы стали выбирать места для будущих путешествий по картинкам в соцсетях, начиная с Инстаграма[1232]. Хотя это тоже относительно позитивная новость, поскольку она отражает повышение управляемости массовым сознанием с помощью соцсетей.

Мы видим, как разные виды информационного влияния трансформируют нашу жизнь. Это возможно как движение в сторону позитива, так и в сторону негатива. Но одновременно человек все больше теряет свои возможности по влиянию на эти процессы. Однако самым страшным становится то, что человек просто не видит этого влияния, рассматривая информационные и виртуальные потоки вокруг себя не системными, а случайными. А это значит, что он не может от них защититься, так как опасность ему не видна.

Мы долго жили в мире информации, где ценилось приближение к единственной истине. Именно на этой базе была выстроена объективная наука, которая помогла прогрессу, видоизменившему человечество.

Поиск истины был базой для естественных наук. Гуманитарные науки, хоть и декларировали то же самое, но для них поиск единственной истины был более затруднен. Они стали примером, где единственная истина могла быть утверждена постановлением ЦК.

В свое время мир получил взрыв знаний, обеспеченный в том числе изобретением книгопечатания, способствовавшего превращению науки в объективный инструментарий. Сегодняшний взрыв информации, чему способствовали соцмедиа, не привел ни к чему подобному.

Наука находила закономерности в природе, соцмедиа — нашли в человеке. Знания стоят иерархически выше информации и факта. А факт теоретически может иметь любой наблюдатель. Но к знанию, отталкиваясь от факта, могут прийти единицы. Так что с соцмедиа пришли факты и информация, но не знания.

Соцмедиа породили еще два феномена. С одной стороны, они смогли дать голос тем, кто его не имел, и поэтому их развитие активно поддерживал Запад. И действительно так называемая арабская весна помогла сбросить ряд неадекватных режимов. Но это не привело к улучшению жизни населения.

А. Сахаров писал о роли информации в социальном управлении: «Эти проблемы не могут быть решены одним или несколькими лицами, стоящими у власти и „знающими все“. Они требуют творческого участия миллионов людей на всех уровнях экономической системы. Они требуют широкого обмена информацией и идеями. В этом отличие современной экономики от экономики, скажем, стран Древнего Востока. Однако на пути обмена информацией и идеями мы сталкиваемся в нашей стране с непреодолимыми трудностями. Правдивая информация о наших недостатках и отрицательных явлениях засекречивается на том основании, что она „может быть использована враждебной пропагандой“. Обмен информацией с зарубежными странами ограничивается из боязни „проникновения враждебной идеологии“. Теоретические обобщения и практические предложения, показавшиеся кому-то слишком смелыми, пресекаются. В корне, без всякого обсуждения под влиянием страха, что они могут „подорвать основы“. Налицо явное недоверие к творчески мыслящим, критическим активным личностям. В этой обстановке создаются условия для продвижения по служебной лестнице не тех, кто отличается высокими профессиональными качествами и принципиальностью, а тех, кто на словах отличаясь преданностью делу партии, на деле отличается лишь преданностью своим узко личным интересам или пассивной исполнительностью. Ограничения свободы информации приводят к тому, что не только затруднен контроль за руководителями, не только подрывается инициатива народа, но и руководители промежуточного уровня лишены и прав и информации и превращаются в пассивных исполнителей, чиновников. Руководители высших органов получают слишком неполную, приглаженную информацию и тоже лишены возможности эффективно использовать имеющиеся у них полномочия»[1233].

Такое мнение, конечно, раздражало руководителей партии и правительства, которые считали, что только у них есть право на истину в последней инстанции. Тем более эту иллюзию в них удерживало КГБ. Комитет первым создал у себя социологическую службу. И по крайней мере претендовал на то, что он знает тайные мысли советских людей.

А. Архангельский подчеркивает: «Мир к началу 1990-х уже был виртуальным и вовсю производил символический продукт — вместо чугуна и стали. Россия поздно влилась в эту символическую экономику, и ей приходилось искать собственный эксклюзив. В качестве такого эксклюзива ситуативно сложилась торговля конфликтом — сначала, в „лихие девяностые“, буквально физически, на внутреннем рынке; затем в 2000-2010-е насилие перешло на символический уровень, преобразовавшись в специфический язык ненависти, язык пропаганды. Это и есть наш вклад в мировой аматериальный труд, по Негри и Харту. Затем советский человек попытался это ноу-хау — умение производить конфликт — капитализировать, поставляя его на мировой рынок. Советская жизнь приучила людей бескорыстно ненавидеть, компенсировать несвободу внешнюю внутренним насилием по отношению друг к другу. У нас хорошо получается ссориться, ругаться, ненавидеть; мы не умеем договариваться и даже презираем это как проявление слабости; мы умеем производить конфликт буквально из воздуха, из ничего. Накоплены неограниченные запасы насилия, а также навыки его производства. Мы производим то, чему нас научила советская власть, — недоверие и агрессию. Мы майним конфликт, выражаясь современным языком. Радио- и телепропагандисты, фабрика троллей или пранкеры, спикеры министерств — это все производители конфликта, и надо признать, в большинстве своем они производят его бескорыстно, потому что только этим умением и обладают. Фабрика троллей майнит конфликт уже в мировом масштабе. Тролли работают не столько в пользу одного из кандидатов, сколько ради желания „подпитать атмосферу враждебности и хаоса“»[1234].

Любые отклонения в картине мира, искажающие ее, приводят к порождению неадекватных решений. Так получилось, что Советский Союз со своей картиной мира проиграл Западу с его. Запад тоже многократно менял свою картину мира, например, Тэтчер и Рейган перешли в свое время на либеральный капитализм, отказавшись от капитализма государственного. Но в этом и состоит сила, не застывать в одной позиции, а менять ее в зависимости от происходящих в мире изменений. Ведь недаром возник термин «застой» для восемнадцати лет брежневского правления.

Сегодня пост-правда и фейки вносят свой вклад в искажение картины мира. В данном случае понятны истоки этого явления. Развитие информационных технологий привело к тому, что право на публичный голос получили низовые в социальной иерархии структуры общества. И этот новый поток информации и мнений оказал негативное влияние на общую картину мира, поскольку пустил в оборот информацию, которая не проходила стандартных процедур проверки фактов. Эта «низовая» информация и не нуждается в такой проверке, это уровень разговора двух людей между собой. Но когда он получил такой объем публичной трансляции, то оказалось, что это влияние может быть использовано индустриальными, а не индивидуальными игроками, которые и стали распространять массовые фейки. Индивидуальный фейк не страшен сам по себе. Он страшен, когда его делают сознательно и потом индустриально начинают распространять.